Вячеслав Молотов. Сталинский рыцарь "холодной войны" - Джеффри Робертс

14 мая Советский Союз ответил на британский план памятной запиской с повторным предложением о тройственном пакте. А 27 мая британцы и французы передали в Москву текст с черновым вариантом договора о взаимопомощи между тремя государствами. Предоставленный проект являлся более скромным по масштабу, его система гарантий распространялась лишь на страны, желающие иметь данные гарантии (таким образом, Прибалтийские страны исключались). Но Лондон и Париж признали предложенные Москвой ключевые требования в отношении официального тройственного союза и системы обоюдных гарантий. К огромному удивлению Сидса и Жана Пайара, французского дипломатического представителя, Молотов тут же и с негодованием отверг этот план. Там отсутствовал, как заявил Молотов, какой бы то ни было проект создания эффективной обороны против агрессии, и не содержалось свидетельств серьезных намерений со стороны Британии и Франции, а в случае возникновения военных действий предлагал консультацию вместо немедленной взаимопомощи.

А это, продолжал Молотов, превращало пакт в «бумажку», поскольку «это значит, что в случае агрессии взаимная помощь будет оказана не немедленно… а лишь после обсуждения в Лиге Наций, причем никому не могут быть известны результаты такого обсуждения». Пайар и Сидс заверяли Молотова, что обращение в Лигу Наций является лишь формальностью внешних отношений, но он остался непреклонен7.

31 мая 1939 г. Молотов представил отчет о международной ситуации Верховному совету – это стало его первой подобной речью на посту наркома иностранных дел. Молотов развивал тему, хорошо всем известную – как по его выступлениям, так и по литвиновским: англичане и французы применяют политику умиротворения по отношению к агрессивным странам, что только разжигает в них жажду экспансии; примером этому служит Мюнхенское соглашение, принятое в сентябре 1938 г., которое заставило Чехословакию уступить Германии Судетскую область в обмен на гарантии для остальной территории страны. Через полгода Гитлер оккупировал Прагу, объявив, что чехословацкое государство распалось изнутри и нуждается в немецком протекторате. Молотов отметил недавние изменения в британской и французской внешней политике, но заявил, что «пока нельзя даже сказать, имеется ли у этих стран серьезное желание отказаться от политики невмешательства, от политики непротивления дальнейшему развертыванию агрессии». Кроме того, нарком сообщил подробности последних дипломатических обменов с Лондоном и Парижем, заявив, что любой пакт о взаимопомощи должен быть основан на взаимных и обоюдных обязательствах8.

Официальный ответ на англо-французский черновой вариант пакта был отправлен 2 июля в виде контрпредложения. Этот договор о взаимопомощи опирался на принципы Лиги Наций, но в своей работе не привязывался к процедурам Лиги; кроме того, Советы требовали гарантий для Латвии, Эстонии и Финляндии. По мнению британцев и французов, подвох тут заключался в том, что эти три балтийских государства боялись СССР не меньше Германии – и не желали получать от Москвы никаких гарантий. Но их отказ от советского содействия ничего не значил для Молотова, считавшего, что общие интересы мира и личные интересы СССР в плане безопасности должны перевесить любые возражения со стороны прибалтов. 10 июня Молотов дал Ивану Майскому, советскому послу в Лондоне, такие инструкции: «Во избежание недоразумений считаем нужным предупредить, что вопрос о трех Прибалтийских государствах является теперь тем вопросом, без удовлетворительного решения которого невозможно довести до конца переговоры. Мы считаем, что без обеспечения безопасности северо-западных границ СССР путем решительного противодействия трех договаривающихся сторон прямому или косвенному нападению агрессора на Эстонию, Латвию или Финляндию невозможно будет удовлетворить общественное мнение Советского Союза… дело не в технических формулировках, а в том, чтобы договориться по существу этого вопроса, после чего нетрудно будет найти формулировку»9.

15 июня британцы и французы представили новый документ. Он предлагал, что если над государствами, не желающими получить гарантии, нависнет некая опасность, то участники тройственного пакта посовещаются друг с другом и решат, «есть ли угроза безопасности», в связи с которой стоит выполнить обязательства по взаимопомощи. Советы тут же отвергли этот проект на том основании, что гарантии безопасности автоматически распространялись на те страны, которые были нужны англичанам и французам, а если дело касалось государств, которых хотел обеспечить гарантиями СССР, то требовалось предварительное совещание. Если Британия и Франция не хотят давать гарантии странам Балтии, заявил советский меморандум, то следует отказаться от всего проекта о гарантиях, и тройственный союз будет действовать только в случае нападения непосредственно на государства, подписавшие пакт. В тот же день Молотов телеграфировал Майскому и Якову Сурицу, советскому послу в Париже: «Французы и англичане ставят СССР в унизительное неравное положение, с чем мы ни в коем случае не можем мириться… Нам кажется, что англичане и французы хотят заключить с нами договор, выгодный им и невыгодный нам, т. е. они не хотят серьезного договора, отвечающего принципу взаимности и равенства обязательств. Ясно, что мы не пойдем на такой договор»10.

Пригрозив полностью остановить переговоры, Молотов сделал очень эффектный шаг: в этой затее с тройственным союзом главным для британцев и французов было заручиться советской поддержкой для их гарантий в отношении Румынии и особенно Польши, над которой нависла прямая немецкая угроза из-за спора по поводу так называемого «польского коридора» – территории, где польская таможня контролировала порт Данциг и выход к Балтике, но при этом она отделяла Восточную Пруссию от остальной Германии.

К 1 июля Британия и Франция приняли советскую позицию в вопросе гарантий при условии, что список стран, которым будут предоставлены гарантии, будет не опубликован, а представлен в секретном протоколе11. СССР это устраивало, но теперь перед ним маячила куда более серьезная проблема. Советский проект трехстороннего альянса автоматически подразумевал согласие с военной конвенцией, уточняющей условия практического военного сотрудничества между тремя странами. Сталин был настроен на войну с Гитлером в самом ближайшем будущем и желал точно знать, на какую поддержку со стороны Британии и Франции он может рассчитывать. Потому-то Советы и настаивали на одновременном подписании военного и политического договоров, с помощью которых и был бы создан трехсторонний союз. А Лондон и Париж, со своей стороны, полагали, что Гитлер испугается развязывать войну, если после переговоров о военной конвенции будет подписан политический договор. На встрече с Сидсом и Полем-Эмилем Наджиаром, новым французским послом, проходившей 17 июня, Молотов четко сообщил, что на такое СССР не согласен12. Позже, в тот же день в телеграмме Майскому и Сурицу Молотов дал волю своему гневу из-за затянувшихся, утомительных и тяжелых переговоров: «Мы настаиваем также на том, что военная часть есть неотъемлемая составная часть военно-политического договора… и категорически отклоняем англо-французское предложение о том, чтобы прежде договориться о «политической» части договора и только после этого перейти к военному соглашению. Это мошенническое англо-французское предложение разрывает единый договор на два договора и противоречит нашему основному предложению об одновременности заключения всего договора, включая и его военную часть, которая является самой важной и самой политической частью договора. Вам понятно, что без совершенно конкретного военного соглашения, как составной части всего договора, договор превратился бы в пустую декларацию, на которую мы не пойдем. Только жулики и мошенники, какими проявляют себя все это время господа переговорщики с англо-французской стороны, могут, прикидываясь, делать вид, что будто бы наше требование одновременности заключения политического и военного соглашений является в переговорах чем-то новым… Видимо, толку от всех этих бесконечных переговоров не будет. Тогда пусть пеняют на себя»12.