Любовь по правилам и без - Анастасия Соловьева

– Это мы уже слышали, – перебила я. – Ближе к делу. Кто вам дал Светланины фотографии. В брачном агентстве?

– Да. В нем.

– Идиотизм полнейший, – пояснила Светка. – Откуда там мои фотографии, если я никогда...

– Вы выслушайте меня. – Востриков прижал руку к сердцу. – Так вот, обратился я в брачное агентство. Со мной долго беседовала психолог. Дотошная, надо сказать, тетка! Чего я жду от брака? Какой должна быть будущая теща, дети, обед? О жене я и не говорю. Выспросила до тонкостей... Про себя я рассказал все, что можно и не можно. Психолог внимательно осмотрела мое тело. Каждый дюйм под микроскопом. Стыдно сказать, как она изучала мои...

– Короче! – Светка ожесточенно комкала свое изображение. – Сейчас речь не о вас.

– ...В конце нашей обстоятельнейшей беседы, – продолжал Востриков, – психолог загнала все мои параметры в компьютер. И компьютер выдал фоторобот моей будущей жены, с которой у нас мог бы получиться идеальный союз! Друзьям на удивление и зависть!

– Подождите... – опешили мы со Светкой. – Так это фоторобот?!

– Ну да. А вы разве не поняли?

Светка принялась недоверчиво развертывать тугой комок.

– Ага... Теперь вижу, – хмыкнула она. – Но как, блин, похожа! Смотри, Ал, это не я! Нос совсем другой... Правда ведь?

– Вот и я говорю. Ужасно похожа, – подхватил Востриков.

– Ничего общего, – отрезала я.

– Вы когда-нибудь оставите нас в покое?! А?! – гаркнула Светка на весь ресторанный комплекс. Мельтешащие по террасе официанты разом окаменели.

– Ухожу, ухожу... – Востриков тяжело поднялся и поплелся восвояси. – Но с боржоми сделаю, раз обещал.

– Трепло! – Подруга скривилась ему вслед.

Как ни странно, Востриков оказался не трепло. Осенью минеральная вода боржоми начисто пропала с российских прилавков. В средствах массовой информации было сделано официальное заявление, что вода перестала отвечать санитарно-гигиеническим нормам, потому отныне импорт боржоми в Россию прекращается.

Икону, Светкин подарок, я повесила в нашей спальне над изголовьем. Пусть она хранит нас от зла. От болезней. И от предательства. От серьезных несчастий и даже от примитивного невезения. Как оно иной раз может испортить жизнь!

Подумать только – куда мы ни обращались с нашим бизнес-планом, и везде, везде нам обещали подумать, просили подождать, а в двух местах сразу сказали: нет! Ну что же это, если не подлое невезение?!

На хождение по фондам и банкам мы угрохали весь сентябрь. Танюшка тем временем пошла в школу, нахватала троек и даже двоек. Кончилось тем, что меня вызвали к классному руководителю и посоветовали лучше смотреть за ребенком. Пришлось судьбоносное дело хождения по инстанциям доверить целиком и полностью Светке, а самой засесть дома: учить уроки и варить щи.

Так незаметно наступил октябрь. Его первое воскресенье, с которого все и началось, выдалось на редкость замечательным. Погода с самого утра стояла ясная, сухая и теплая. Печальное солнце смотрело сквозь осеннюю дымку на желто-багряную листву городского парка, как смотрит старый друг перед долгой-долгой разлукой. В воздухе неуловимо пахло грустным костром из опавших листьев. В общем, стояли последние погожие дни перед темным и промозглым осенним ненастьем. В такое время хотелось совершить что-то значительное, словно наверстать упущенное летом.

У Стива как раз был выходной, и мы втроем – я, Стив и Танечка, завтракая в столовой, наперебой обсуждали программу сегодняшнего дня, которая непременно должна стать интересной, как это чудное осеннее утро, и точно отвечать нашему радостному настрою.

Сразу после чая мы отправились в путь. Наша программа была разнообразной и долгой. Ну, во-первых, посещение ТЮЗа, где в то утро давали роскошную пьесу «Мальчик-звезда» по известной сказке Оскара Уайльда. Изумительные декорации, игра актеров и все оформление, созданное еще великим Мейерхольдом.

Танечка смотрела на действо во все глаза. Представление и в самом деле завораживало. Меня особенно тронули силуэты улетающих птиц. Много-много, целая колония чаек поднялась над морем с прощальным клекотом. В этом было что-то ностальгическое, роднящее всю пьесу с витающим над городом осенним духом.

Потом мы гуляли по Тверскому бульвару среди пестрой и праздной публики. Ели мороженое, купили воздушные шарики и катались в карете, запряженной двумя белыми лошадками.

Вдруг Таня увидела «Макдоналдс» и во что бы то ни стало захотела пойти туда. Мне было неимоверно смешно смотреть на Стива, жующего с нами за компанию большущий бигмак. Я вспомнила бунинского кота, который с голодухи ел огурцы на огороде – ужасно морщился, но все-таки ел. После «Макдоналдса» мы снова бродили по Бульварному кольцу и в конце прогулки неожиданно очутились в Пушкинском музее.

Тут у нас случилось ЧП: неожиданно куда-то пропала Таня. Мы со всех ног бросились искать ее по залам. Я терялась в догадках. Самые разнообразные и ужасные мысли успели посетить мой взбудораженный мозг... И вдруг в зале импрессионистов мы обнаружили нашу девочку... Таня с самым независимым и серьезным видом, по-стариковски заложив руки за спину, неторопливо прохаживалась вдоль бессмертных полотен. Я кинулась к ней, хотела тут же отругать, даже прилюдно отшлепать, но Стив удержал меня:

– Ты что? Ребенка нужно серьезно учить живописи. Вот что! – Он умиленно наблюдал за Таней. – Мне кажется, у нее особое эстетическое видение.

– Разве?.. – В первый момент мне захотелось энергично возразить, но, пораженная его заботой, я лишь спросила: – Ты так считаешь, Стив?.. Наверное...

Я в нерешительности остановилась посреди зала, а Стив потихоньку сфотографировал Танюшку на фоне нетленных творений Сезанна и Мане.

Обедать мы не сговариваясь решили в семейной обстановке. Вернулись домой. И вот тут-то все и случилось...

Не успели мы как следует распробовать наваристый украинский борщ (естественно, моего приготовления), как хлопнула входная дверь. В коридоре послышались приглушенные отрывистые голоса. Я различила голос Стаси и еще один – глуховатый мужской.

И вскоре двери нашей столовой резко распахнулись, и на пороге возникла Стася. Вид ее был невероятный... Обычно невозмутимая, а лучше сказать, безразличная ко всему на свете, сейчас она казалась крайне возбужденной.

Оглядев нас дьявольски горящим взором, Стася бравурно объявила:

– Прошу любить и жаловать... Архитектор мировой величины... Проездом из Улан-Батора в Париж... Карл Зюсман фон Бок!..

От ее торжественности мне сделалось не по себе. Было совершенно непонятно, шутит она или говорит правду.

– Что такое?! – пробормотал Стив и положил ложку в тарелку.

Стася подалась в сторону, давая дорогу мировой величине. Мы напряженно уставились в пустой дверной проем. Во всей Стасиной фигуре была возвышенная решимость. Чувствовалось, что сейчас произойдет нечто непостижимое.