Монсегюр. В огне инквизиции - Татьяна Семенова

Иван уселся рядом с Аней. Сарказм отошёл на второй план, уступив место явной заинтересованности.

— Значит, нужно сделать так, чтобы теломеры не укорачивались. Почему они вообще укорачиваются?

— Потому что теломера постоянно борется со свободными радикалами, которые атакуют клетку. Это так называемые агрессивные формы кислорода, которые образуются в организме для участия в различных физиологических процессах. Но если их становится слишком много, они начинают разрушать клетку.[8]Так вот, теломеры нейтрализуют свободные радикалы и со временем изнашиваются, укорачиваются.

— И никак нельзя на это повлиять?

— Существует такой белок — теломераза. Он способен достраивать теломеры и увеличивать их длину. Однако теломераза активна только в тех клетках, которые не подпадают под лимит Хейфлика. Например, в стволовых клетках. Они поэтому не испытывают ограничения в количестве делений. А когда стволовая клетка начинает дифференцироваться в специализированную клетку ткани, то синтез теломеразы прекращается, клетка больше не достраивает теломеры. И вот тогда включается счётчик делений. Есть ещё раковые клетки, где теломераза активна настолько, что такая клетка фактически бессмертна.

— В общем, получается такая картина, — резюмировал Ваня, — что в обычных клетках эта спасительница теломераза не вырабатывается, поэтому мы стареем и умираем. Но генетики-то работают над тем, чтобы запустить её выработку?

— Конечно, работают. Вот мы и подошли к тому, что не всё так просто в области генетики. Старение человека обусловлено не одним, а многими сложными процессами, протекающими в организме. Думать, что вот сейчас генетики найдут ген старения или ген смерти и отключат его, неправильно.

— Хорошо. Согласен, что генетики много работали, чтобы выйти на эту теломеразу. Но теперь-то дело за малым. Активизировать теломеразу или, на худой конец, синтетически сделать жизненно необходимый фермент, а?

Ваня с нетерпением ждал ответа.

— Я же говорю, над этим сейчас и работают учёные. Даже есть определённые результаты. К примеру, выработка теломеразы включилась, когда человеческую клетку искусственно выращивали в специальном растворе при температуре 33–34 градуса.

— Ну?

— Что «ну»? У человека, как известно, температура тела 36,6. Так что для бессмертия тебя надо заморозить до 34 градусов и удерживать эту температуру тела на протяжении всей твоей жизни. И потом, даже если генетики запустят процесс активизации теломеразы в клетке, нет стопроцентной гарантии, что эта клетка не переродится в раковую. Правда, опыты с червями показали, что перерождение не наступает. Но одно дело черви, а другое — человек. Короче говоря, сложно всё это.

Оболенский задумчиво молчал. Потом вдруг спросил:

— Ань, а ты хотела бы жить вечно?

— Кто бы отказался? Хотя, если подумать, природа ведь не просто так наградила нас ограниченной жизнью. Если все будут жить вечно, то зачем тогда дети? Их просто-напросто запретят, потому что это будет грозить перенаселением планеты. Ну а если не будет детей, то гены людей не будут смешиваться между собой, создавая благоприятные мутации. Не родятся больше Эйнштейны и Моцарты, естественная эволюция застопорится. А закон эволюции гласит: если вид не обновляется, он погибает. Наверно, самое оптимальное жить лет 300–400.

— Тоже неплохо, — согласился Ваня. — А ты, Саш, как думаешь?

Ветров не отвечал.

— Эй, Сашка! — стукнул друга по плечу Оболенский. — Как думаешь?

— Чего? — оторвался тот от чтения.

— Сколько лет хочешь прожить?

Ветров на секунду задумался, а потом выдал:

— Ну-у, как минимум 969 лет, как Мафусаил, библейский дедушка Ноя. Слушайте, ребята, я тут такое вычитал. Прямо не знаю, что и думать.

— В этой тетрадке вычитал? — на всякий случай уточнила Аня.

— Ну да. Этот генетик вроде как адекватный гражданин. Вполне внятные вещи пишет. Но то, чем занимается или занималась его лаборатория — просто фантастика. Короче говоря, группа учёных, куда входит этот генетик, изучали так называемые «спящие гены», неактивные, то есть.

— Как теломераза, — глубокомысленно вставил Ваня.

— Чего? — не понял Саша.

Видно было, что он совершенно не слышал разговора друзей, полностью поглощённый изучением дневника.

— Ладно. Проехали. Давай дальше, — поторопил Оболенский.

— Так вот. Как я уже зачитывал, эти «спящие» гены не отвечают за строение клетки. В них хранится ин-фор-ма-ци-я, — отчеканил он. — Информация о прошлых жизнях. Генетикам удалось сделать эти гены активными. Понимаете, каждый из нас вполне может вспомнить свои предыдущие жизни. Но это не самое удивительное. То, что эти люди из секретной лаборатории затеяли потом, выходит вообще за грань реальности. Вот послушайте.

Саша отыскал нужное место и прочитал:

«Теперь стало совершенно ясно, зачем к нам в лабораторию прислали физиков и засекретили проект. Они хотят, чтобы мы совместными усилиями сделали ни больше ни меньше машину времени, которая могла бы переносить человека в его прошлую жизнь».

Оболенский хотел прокомментировать услышанное, но Ветров не дал ему такой возможности, быстро продолжив:

— Хозяин тетради вёл записи экспериментов, которые они с физиками проводили. Конечно, записи сумбурные, физическую модель перемещения во времени он в подробностях не объясняет. Оно и понятно, он же не физик, а генетик. Однако понять кое-что можно. Итак, по их теории, время постоянно и никуда не исчезает, поэтому мы можем рассматривать его как микромир с элементарными частицами. Причём каждая элементарная частица обладает набором электромагнитных волн.

— Попроще можно? — попросила Аня.

— Ну-у… — Ветров вздохнул. Физика была его стихией, он всё понимал, но объяснять просто не умел, как и все физики. — Ладно, попробую. Представь себе стрелу времени. Так вот, каждая точка на этой прямой соответствует определённому моменту времени в определённом пространстве. И эта точка — микромир, состоящий из элементарных частиц, которые обладают определённым набором волн, причём в каждой точке они разные. Это как отпечаток пальца. Он у каждого человека единственный и неповторимый. В состав этих волн, между прочим, входит и реликтовое излучение. По интенсивности реликтового излучения определяют время с момента Большого Взрыва, то есть возраст Вселенной. Иными словами, реликтовое излучение — своего рода шкала времени. И это в данном случае очень важно для путешественников во времени. Возьмём теперь наши «спящие» гены. Каждый из них, как и другая материальная частица, также излучает набор волн с определённой частотой. Тоже своеобразный отпечаток пальца. И этот отпечаток может быть идентичен одному из тех, что на «стреле времени». Ведь в нуклеотидном коде гена хранится память о прошлой жизни.