Свенельд. Зов валькирий - Елизавета Дворецкая

– Это опасно?

– Моя удача сильнее опасности. Мы же от Халльмунда Старого происходим, а он был из рода конунгов, – снова начал объяснять Свенельд.

Он уже рассказывал об этом и Мистиславу, и самой Витиславе, но понимал, что незнакомые имена живо испарились из памяти девочки. В глубине души ему было приятно, что она проявляет к нему участие. Беспокоится. Случись с ним беда какая – с ней что станется? Овдовеет прямо из невест. Само собой, Радонега ей пропасть не даст – за такую знатную невесту, да с приданым, женихи передерутся. Подумав об этом, Свенельд невольно разозлился на этих женихов – слетелись уже, воронье! А ётун вам в корму, не дождетесь!

– Я когда родился, матушке нагадали, что у меня жизнь будет долгая и удача сильная, как у дедов наших. Родовая наша удача у меня есть, потому и с тобой мне так посчастливилось! – Свен улыбнулся, поскольку дочь ободритского князя в его доме как законная жена и служила доказательством его большой удачи.

– Ей-то, бедной, думается, что ей не очень-то посчастливилось! – Радонега взяла Витяну за плечо.

– Чему быть, того не миновать! Так решили наши норны, и я думаю, они желали нам добра. Мы достаточно знатного рода, чтобы удача помогала нам. Но для этого нам самим нужно дело делать, а не на месте сидеть. Тогда от меня удача не уйдет и детям моим достанется. Не бойся за меня. Мы еще внуков увидим! – Свенельд подмигнул Витяне и засмеялся: упоминание о внуках этой девочки казалось шуткой.

Сколько еще до тех внуков!

«Новый Йоль» закончился, и дружина Олава принялась готовиться к ежегодному зимнему походу. Сам он в дань не ходил, рассылая отряды своих людей в разные стороны: на Ваугед-озеро, к тамошней веси, отправлялся Бергфинн, а Свенельд и Велерад – к мере на озеро Неро. При каждом отряде было по три десятка хирдманов. Река Луга и западная часть владений досталась Ветурлиди – тамошнюю дань Олав передал своему брату. Велерад уже два раза бывал в зимнем походе с отцом, и вот пришло ему время приобрести больше собственного опыта. Годред, после летнего похода к хазарам, зиму должен был провести дома, но в былые годы случалось и так, что на всю вторую половину зимы Радонега оставалась дома одна с челядью.

И Альмунд, и все трое сыновей целыми днями были заняты: осматривали лошадей и сани, готовили съестные припасы в дорогу и товар, который предстояло развезти до самых отдаленных уголков. Даже за едой оживленно обсуждали предстоящий путь.

Наконец пришел ладожский обоз – Эйлав ярл прислал ножи, которые чудь и мере охотно брали в обмен на меха. От свеев, давних тамошних жителей, ладожане выучились ковать ножи, которые сами себя затачивали по мере работы, и в Гардах они считались лучше всех прочих. Теперь до выступления в поход оставалось всего два-три дня.

– Ложись теперь спать, а к полуночи я тебя разбужу, пойдем ворожбу творить, – однажды вечером, тайком от мужчин, шепнула Радонега своей юной невестке.

– Ворожбу? – удивилась Витислава.

– Да. В баню пойдем, а там я тебя научу, что делать.

Глухой ночью свекровь осторожно разбудила Витиславу и повела прочь из городка, к протоке. С ними пошла челядинка, Лучинка, средних лет молчаливая худая женщина. Она несла какой-то мешок, откуда, к удивлению Витиславы, торчали палки.

Зевающие дозорные у ворот выпустили трех женщин, ни о чем не спрашивая: понятно, зачем они идут в баню ночью, когда париться нельзя. Витиславе было страшно, и она по дороге крепко держала Радонегу за руку.

– Обожди тут, я сама зайду, у банного хозяина позволения попрошу, – сказала хозяйка, когда они дошли до бани на берегу протоки, за внешним причалом.

Лучинку хозяйка увела с собой, и Витислава осталась одна посреди снеговой тьмы, под стеной темной бани. Замерла, будто мышь, боящаяся привлечь к себе внимание, и казалось, она одна, как луна, посреди пустой черноты. Перед ней была замерзшая, заснеженная протока, дальше такой же заваленный гладким снегом луг, искрящийся острыми звездочками. Справа, за избами посада, спал подо льдом широкий Волхов. В реке живет огромный ужасный змей – Радонега уже немало ей о нем рассказала. Иногда он заставляет воду в реке течь вспять, не к морю, а из моря, и это значит, что он требует себе жертву – невесту. Радонега знала немало преданий о таких невестах – среди них были и девы из прежних поколений ее собственного рода. Витиславе, как замужней, волховский Ящер не грозил, но она была еще в таком возрасте, когда от подобных рассказов бросает в холод. Снова она ощутила, как далеко от всего привычного занесла ее судьба, но и прежняя жизнь в Велиграде, мать, отец, тамошняя родня и челядь в мыслях отодвинулись так далеко, как если бы все они жили на звездах. От чувства беспредельного одиночества щемило сердце. И никакого просвета впереди! Витислава знала, что она здесь теперь навсегда, что положение ее не изменится. Но не понимала еще, что со временем изменится она сама и станет куда лучше подходить к своей новой жизни. Знание это утешило бы ее, но оно из тех, что приходят лишь с опытом перемен и превратностей.

Но вот дверь скрипнула, наружу высунулась Лучинка:

– Иди, кличет госпожа.

Витислава боязливо шагнула в баню: ночью банный дух опасен, тем более для такой как она – чужачки. На сердце веяло холодом, в каждом углу темнота казалась живой, ждущей… Ни за что бы она не пошла сюда в такую пору по своей воле. Только тепло порадовало – здесь слегка протопили печь-каменку. Витал слабый запах дыма и березовой листвы от веников. Но если снаружи было светло от луны, отраженной в снегах, то в бане стояла глухая тьма.

– Туда, – Лучинка показала ей на приоткрытую дверь самой бани, откуда пробивалось слабое желтоватое мерцание.

Витислава, нашаривая ногами путь перед собой, пробралась ко второй двери, перелезла через порог. За порогом стоял кто-то, огромный, черный и страшный; едва не вскрикнув, Витислава узнала Радонегу и смолчала. Но полегчало ей несильно: сама свекровь в этой темноте, наполненной запахом распаренных трав, выглядела иной, не то что дома. Радонега зажгла светильник, сняла кожух и платок и теперь расплетала косы, будто тоже собиралась мыться. Мелькнула даже мысль: это и есть банный дух, только он принял облик хозяйки. Витислава замерла у двери, сдерживая страх. Дух это или не дух – ослушаться и убежать ей все равно не приходило в голову. Оставалось ждать, к чему приведет это ночное приключение.

– Распусти волосы, – велела Радонега.

Дрожащими руками Витислава стала распутывать платок: с семи лет девочка распускает волосы только в бане и чтобы причесаться. Казалось, она все катится и катится в черную пропасть, вокруг все темнее, страшнее и непонятнее, но спасения ждать не от кого. С удивлением она вдруг заметила, что на банной скамье стоит прялка – донце, столбушка, и к ней уже приколот железной иглой пучок белой «волны» – овечьей шерсти осенней стрижки.

– Что это? – Витислава замерла, уставившись на прялку.

– Будем оберег творить, чтобы сыновей в пути никакие беды и хвори не брали.