Полная капитуляция - Аманда Мэдисон

— Я сделаю все, что ты захочешь, только не обижай его. Он ведь еще такой маленький…

— Это я и сам вижу. Как и то, что он тебя очень любит. Я не обижу его, Энн, ведь он — плоть от плоти моей.

Энн опустила голову, борясь с противоречивыми чувствами, бушевавшими в груди.

— Мы летим на Суэньо?

— Да, мы будем там через два часа.

Господи! Что, если там их поджидает Каролина?

— А твои родные? — отважилась спросить Энн. — Они знают, что я лечу с тобой?

— Отец умер два года назад, — сухо произнес Рубен.

— Ох, прости, я не знала.

— Ты что, газет совсем не читаешь?

Нет, не читаю — ничего о том, что касается Венесуэлы, мысленно ответила Энн. Все эти годы она изо всех сил старалась отгородиться от воспоминаний, вычеркнуть из своей жизни все, что связано с Рубеном. Но вслух она лишь беспомощно повторила:

— Мне правда очень жаль.

— Мой кузен теперь учится в Лондоне, кузина вышла замуж, а остальные разлетелись по всему свету.

— А Каролина?

Рубен смерил Энн тяжелым взглядом.

— Она живет за границей. Французская Ривьера ей больше по душе, чем Суэньо.

За последние дни это была первая хорошая новость. Энн почувствовала, как с ее души свалился тяжкий камень.

Рубен налил себе бренди и, приподняв графин, предложил Энн присоединиться, но та отказалась.

— Расскажи мне о моем сыне, — попросил он.

Что ж, придется, ведь он совсем ничего не знает о Стивене. В душе Энн на мгновение шевельнулось нечто сродни угрызениям совести. Конечно, она поступила ужасно. Нельзя было лишать мальчика отца. Но, с другой стороны, у нее не было выбора, во всяком случае, сама она ничего не смогла придумать.

— Мне бы хотелось узнать его получше. — Голос Рубена смягчился, но выражение лица оставалось бесстрастным.

Энн охватило раскаяние и такое острое чувство вины, что захотелось раствориться в воздухе. Однако она заставила себя собраться с духом и заговорила:

— Стивену всего три, но порой впечатление такое, что все восемьдесят. Он, что называется, мудр не по годам. Из тех деток, которые, похоже, от рождения знают все на свете. А еще он очень ласковый и спокойный. Злости в нем — ни грамма.

— Во что он любит играть?

— Автомобили, самосвалы, поезда — все, что едет, и в любые игры с мячиком.

— А что он попросил подарить ему на Рождество?

Нет, на этот вопрос она не ответит даже под страхом смертной казни. И не потому что не помнит, а как раз наоборот — потому что помнит слишком хорошо, и это очень больно.

Ей никогда не забыть, как в супермаркете Стивен уселся на колени к Санта-Клаусу и попросил у него подарить ему папу. Не игрушку, не щенка, не друга — он хотел именно папу. А магазинный Санта-Клаус поднял тогда глаза и так глянул на Энн, что той захотелось провалиться сквозь землю. У нее возникло ощущение, будто она предала единственное существо, которое любит. Но это, как оказалось, было не самое худшее. Проснувшись рождественским утром, Стивен решил, что Санта-Клаус забыл о его просьбе, и до такой степени расстроился, что проплакал почти все утро, да так, словно у него сердечко разрывалось. Энн и сама чуть не умерла, глядя на горюющего сына. Тогда-то она и решила принять предложение Уилла.

— Так что же он просил? — настойчиво повторил Рубен, явно не желая отступать от темы.

— Семью, — нехотя отозвалась Энн, избегая встречаться взглядом с мужем.

— Почему же ты не приехала ко мне? — Энн лишь молча покачала головой. Какой смысл ему объяснять? Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Рубен снова заговорил: — Не знаю, что меня больше бесит, — то, что ты скрыла от меня рождение сына, или то, что собралась отдать его другому мужчине.

Боль, неожиданно прозвучавшая в его голосе, совершенно обезоружила Энн. Она поняла, какой удар нанесла человеку, которого когда-то любила без памяти. Конечно, она вовсе не собиралась отдавать кому-то Стивена, но в глазах Рубена это выглядело именно так. А тот издал низкий горловой звук — в нем было и отвращение, и отчаяние, — прежде чем вновь заговорить.

— Я вижу, ты даже не пытаешься оправдываться.

— Ты все равно ничего не поймешь.

Рубен резко повернулся и пристально посмотрел на Энн. Прядь темных волос упала ему на лоб.

— Настоящей семьей для Стивена были бы я и ты, Энн. Мы оба. Это та семья, в которой он нуждается. — Глаза Энн снова наполнились слезами. Она ведь и сама мечтала о семье, которой лишилась с гибелью родителей. Об этом грезила, выходя замуж за Рубена. У того руки сжались в кулаки, на предплечьях буграми вздулись мускулы. — Я благодарен Богу за то, что наконец обрел сына. И сделаю для него все, что в моих силах. А вот ты… это уже совсем другое дело.

Перед взлетом Рубен зашел в специальное помещение в салоне самолета и сменил деловой костюм на тонкий черный свитер и черные же вельветовые брюки. Весь в черном с головы до ног, он сейчас походил на средневекового рыцаря, готового осуществить свою месть.

— Ну что, жена, испугалась? — негромко спросил он, и в голосе его прозвучала странная смесь угрозы, любопытства и какой-то странной чувственности.

Да, он прекрасно знает, что даже сейчас, загнанная в угол, Энн отзовется на его мужественную притягательность. К ее щекам невольно прилила кровь, и она опустила голову, стараясь унять непрошеное биение сердца.

До того как получить диплом специалиста по правовому обеспечению экономических операций, Рубен изучал психологию и социологию, и в умении разбираться в людях ему поистине не было равных. Это всегда помогало ему в делах, ибо он знал, как поведет себя партнер, еще до того, как тот сам осознавал это.

И теперь он отлично видел, как разрывается Энн между страхом и желанием, как терзается чувством вины. Он осознавал, что выдернул Энн из ее мира и силой затащил в свой. Возвращение на Суэньо было для нее сродни путешествию во времени — в темные Средние века. Ибо на Суэньо царили почти феодальные нравы, особенно в том, что касалось женщин. И в то же время это был остров, наполненный чувственностью. Остров тепла и страсти, тайны и какого-то странного, ему одному подвластного волшебства.

Энн поежилась под взглядом Рубена и тяжело вздохнула. Когда-то для нее Суэньо был настоящим домом. До тех пор, пока она не совершила роковую ошибку, доверившись кому не следовало. Если бы только она обратилась тогда к Рубену со своими страхами, если бы проявила немного терпения, если бы не так терзалась неразделенной страстью…

Довериться Каролине было все равно что сунуть голову в пасть льва. Это была глупость, детская и непростительная. Ибо лев тут же сомкнул челюсти, как это делают все хищники.

Рубен пристально следил за сменой чувств на лице Энн. Надежда, гнев, страх, отчаяние. Что ж, у нее есть основания для тревоги. И правильно, пусть тревожится. А еще — хорошенько задумается о том, что совершила.