Живу. Зову. Помню - Виталий Васильевич Бушуев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что – земля без крылатого неба
Что – земля без крылатого неба,
что за небо – без радуги звезд.
Протоптал я достаточно верст,
насыщаюсь и мыслью и хлебом.
Но спираль как разорванный круг
манит дальше – за край горизонта.
Может, там и скрывается Он-то,
личный мой,
русский наш Демиург.
Аз есмь
Когда сняты с мундира эполеты,
то кто пред нами -
Человек…
иль царь,
мильоны душ пустивший на котлеты,
держа в руке молитвенный тропарь;
иль – любящий отец,
переживая
болезнь наследника;
или – признав вину
и отреченьем искренним желая
предотвратить гражданскую войну…
Не отделить живьем души от тела,
сплелись чины и мысли в общий ком.
Вслед за короной голова слетела -
все кончилось обыденным курком.
Нам в нашу современную эпоху,
оторванным от тех жестоких лет,
нет не понять,
что хорошо, что плохо,
что нравственно, а что лишь – амулет.
(Малый театр, 07.11.93)
Отец
Я не ждал сего конца,
как не ждут печали встречной -
мне казалось,
жизнь отца
будет длиться вековечно.
Но, увы, скупа судьба
на благие совершенья -
подступает дрожь к зубам,
корчит голову от жженья,
мысли падают в проран
и бурлят от несогласья,
и поднять не в силах глаз я:
жизнь – мираж
и смерть-туман.
12.09.94 г.
Папка, папка, ты слышишь меня?
Папка, папка,
ты слышишь меня?
Я с тобой говорю
бессловесно,
только мысли с жужжаньем шмеля
обрываются рядом отвесно
то ли вверх, в оголтелую синь, то ли в дерном укрытую
землю.
Я не знаю, за что -
но… прости,
не тебе,
только памяти внемлю.
К сожалению, я не успел
сквозь тебя докопаться до предков,
тех, чей образ за сутолокой дел
предо мной проявляется редко.
Мы – какие,
откуда
и чьи:
из дворцов,
из пещер,
из берлоги?
Кто мне душу в далекой ночи
заложил как фонарь для дороги?
Нет, не пятиться вспять меня тянет,
но грядущее с прошлым -
сошлись.
Все – гипотезы в сытом тумане,
только ты был реален
как Жизнь.
г. Самара
Мама
Мама, мама!
Ты ли это, ты ль?
Я вопросы задаю напрасно -
и другим и мне до боли ясно.
Прозвучат в ответ слова бессвязно,
словно обессмысленная пыль.
Ты пережила сама себя:
ходишь, никого не узнавая,
ничего вокруг не понимая,
узелки сплетая-расплетая
и кудели зябко теребя.
Отчего же мне светло с тобой.
Пусть давно истаял весь твой разум,
я какой-то пуповиной связан
с этим человеческим каркасом,
где был зачат давнею судьбой.
И когда прощались – навсегда?-
ничего в грядущем не взыскуя,
ощутил в твоих глазах слезу я.
И она меня с тобой связует -
ты,
моя далекая звезда.
Я к маме прилетел – на юбилей
Я к маме прилетел – на юбилей,
ей 90 лет – не так уж мало.
Я по традиции желал ей -
не болей,
но не моим словам она внимала.
Ей чудились иные голоса,
тех,
кто давно оставил землю эту,
им
отвечали мамины глаза,
подобные траве к закату лета.
И вся она уже была не здесь
в кругу детей,
отсутствовавших внуков,
а там,
где вечная вздымалась высь,
в краях, которые неведомы наукам.
И сквозь нее
я те узрел края,
пытаясь к ним протиснуться хоть боком,
свою судьбу грядущую кроя,
себя сверяя
с Вечностью и Богом.
24.12.97.
Ма-ма. Двухсложное слово
Ма-ма.
Двухсложное слово.
Сколько же сложности в нем,
ставшем первоосновой
всего,
чем живем.
Метель
Рыщет вихрь по холодной степи,
уподобясь голодному волку,
рвет и мечет
что есть на пути,
воя в страхе своем без умолку.
На меня надвигается смерч.
Как себя от беды уберечь,
чтоб не впасть в зубоскальную пасть,
в белой мгле одному не пропасть.
Двоичность
Цветы и травы
как и все живое
к светилу тянутся -
началу всех начал.
Свет зачал,
а затем и обвенчал
в единую систему
группу двоек.
Двоична жизнь,
двоичны полюса,
двоичная система исчисленья,…
Поляны в темных зарослях-лесах,
вода и пламень,
ярость и томленье.
Я и не-Я.
Ночь лунная и день,
фигура и ее точеный абрис…
Нет, не бывает разноцветной тень.
Первичен свет -
наш изначальный адрес.
Двоична личность.
В ней и «да» и «нет» -
две крайних и полярных ипостаси,
а Я-
тот статистический ответ,
в котором каждому -
уйти бы во-свояси.
Понять друг друга
Или ветер барабанит в двери,
или ветви стонут за окном -
никому и ничему не веря,
я амбарным сторожусь замком.
Ну, а если самому придется
попроситься завтра на ночлег -
точно так же прежний друг запрется,
скажет: бог с тобою, человек.
Но и Боже тоже не поможет,
если мы друг друга не поймем.
Память-пес с остервененьем гложет
кость добрососедства под дождем.
Друзьям
В дорогу дальнюю откладывая вещи,
перебирая нужное и хлам,
я думаю о том духовно-вещем,
что навсегда необходимо нам.
Мы можем богатеть иль разоряться,
хватать чины иль прозябать в тени,
но чтобы в этой жизни состояться,
самим собою нужно оставаться,
храня друг к другу Ариадны нить.
Сразившись с судьбоносным Минотавром
за честь и за достоинство свое,
не будем громогласно бить в литавры,
а лучше мы вполголоса споем:
Храни, судьба,
нас от лихих напастей,
но никогда
мы не сдадим в музей
простое человеческое счастье -
приумножая,
не терять друзей.
Пусть Одиссеи рыщут по Колхиде,
ища золотоносное руно,
оно… на каждом, если только видеть
в душе друг друга ценное зерно.
И мы подстать старинному Гомеру,
«Под яблоком» собравшись за столом,
нектар божественный употребляя в меру,
в два голоса с гитарою споем:
Храни, судьба,
нас от лихих напастей,
но никогда
мы не сдадим в музей
простое человеческое счастье -
приумножая,
не терять друзей.
Отыскивая в космосе контакты,
чтоб не остаться на земле одним,
мы в троекратном повторяем такте
(на том стояли и на том стоим):
Храни, судьба,
нас от лихих напастей,
но никогда
мы не сдадим в музей
простое человеческое счастье -
приумножая,