Диалоги с Евгением Евтушенко - Соломон Волков

Волков: И все-таки почему вы довоенную Москву, в общем, избегаете? У вас воспоминаний о ней нет.

Евтушенко: Я не избегаю. Но как вам сказать… Ну вот, например, когда я вернулся из эвакуации в Москву, мне один парень сказал: «Слушай, чё ты дружишь с этим жидом?» Я говорю: «А что такое жид?» Я не слышал на станции Зима слова «жид». Не слышал никогда, ни от кого. Только в Москве я это услышал, увы. Впервые. В школе. Это был шок.

Но вообще-то я ходил в театры, например, уже.

Волков: Какие?

Евтушенко: Я видел спектакль с Валентиной Сперантовой в Театре юного зрителя, где она играла девочку Герду. Очень хороший спектакль. Потом – мама работала тогда в театре Станиславского и Немировича-Данченко, и я ходил на какие-то спектакли… Это было всё до войны.

Волков: А челюскинцев вы помните? Полярные эпопеи?

Евтушенко: Я видел их в кино только. Все эти листовки с неба, встреча героев – я этого не видел. Я единственное куда ходил, так это на демонстрации с мамой, она меня брала всегда, когда они с театром ходили. Люди пели, плясали, было весело. Что-то такое на Мавзолее стояло, что должно было означать товарища Сталина, как сейчас выясняется, его двойники.

Волков: А первое кино, которое вы вообще увидели, помните? Какие-то довоенные фильмы на вас производили впечатление?

Евтушенко: Вы знаете, на меня производили очень сильное впечатление фильмы во время войны. Вот довоенного фильма, чтоб мне очень понравился, пожалуй, не было.

Волков: Даже «Чапаев»? Что-нибудь такое?

Евтушенко: Нет, «Чапаева» я видел уже во время войны. Но до войны я не помню ни одного фильма. Вот! Помню один фильм, который меня поразил, – «Если завтра война», документальный. А вы его видели?

Волков: Да, он подавался как «документальный». Это 1938 год…

Евтушенко: И вы знаете, что на меня произвело впечатление?

Волков: Победа?

Евтушенко: Да, победа за нами. Разумеется, малой кровью. Но что меня потрясло совершенно: степь, и вдруг земля поднимается – просто земля, – и оттуда высовывается человек с биноклем. Оказывается, в земле как крышка люка канализации, только наверху дерн. И этот человек смотрит в бинокль, военный, наш красноармейский товарищ, потом он спускается по винтовой лестнице, и мы оказываемся в ангаре, где стоят наши «ястребки» и какие-то небольшие самолеты. Дальше, я помню, пересекают какие-то танки нашу территорию, чужие танки, и вдруг из-под земли вылетают эти наши самолеты, и громят их, и бомбят…

Всё оказалось не так, как потом мы выяснили. Нашей авиации запрещено было взлетать, потому что Сталин считал нападение немцев провокацией. И их разбомбили почти всех, почти всю авиацию на земле.

Волков: Югославский диссидент Милован Джилас был потрясен (он об этом написал в своих воспоминаниях о встречах со Сталиным) тем, как Сталин показывал фильм югославской делегации, вот именно этот – «Если завтра война». Был уже конец настоящей войны, и Сталин после просмотра хладнокровно сказал: «Всё так и получилось, как в этом фильме».

Евтушенко: В конечном счете.

Волков: Это называется «малой кровью»? Двадцать миллионов погибло как минимум. А может, и больше. Много больше!

Евтушенко: Вот эту, пожалуй, единственную предвоенную картину помню. Ну, может быть, «Трактористы»…

Волков: А вы сказали как-то, что были влюблены в актрису Марину Ладынину.

Евтушенко: Это правда, но это, по-моему, было немножко уже позднее. Когда ее фильмы выходили? Я помню фильм «Свинарка и пастух».

Волков: Пырьевский, это 1941 год. А «Трактористы», тоже с Ладыниной, – 1939-й.

Евтушенко: Но вообще я влюбился в кино во время войны. Мы смотрели фильмы на заштопанном-перештопанном экране на станции Зима. И моим любимым фильмом были «Два бойца» с Бернесом и Андреевым. Да и не только моим, всей нашей детворы.

Волков: И песня замечательная, «Темная ночь» Никиты Богословского.

Евтушенко: И знаете, я с трепетом показал этот фильм моим детям. Здесь, в Америке, раньше было легче достать фильмы того времени. Многие эмигранты живут этим, смотрят эти фильмы. И у меня они есть. И «Два бойца» очень понравился моим детям.

Волков: А чем, они не говорили?

Евтушенко: Ну, тронуло их просто. Это были с душой сделанные фильмы. Помню еще такой фильм – «Радуга», тоже о войне. Да много хороших, искренне сделанных фильмов, они меня поражали. Я был прогульщиком, надо сказать, и прогуливал не только потому, что играл в футбол – это тоже было причиной, – но еще и ходил в кино, я был киноман. А потом уже посыпались всякие фильмы, так называемые трофейные – «Индийская гробница»…

Волков: «Джунгли», серия о Тарзане…

Евтушенко: Это всё не так было серьезно. А вот настоящее потрясение от кино я испытал, когда увидел фильмы итальянского неореализма. Это всё наше поколение, мы все воспитанники итальянского кино. Все!

И потом, конечно, чаплинские фильмы. Их покупали, видимо, с пропагандистской точки зрения – показать судьбу маленького человека в странах капитализма. Но наши идеологи забыли об одной вещи: настоящее искусство замечательно тем, что люди начинают себя идентифицировать с персонажами. И когда наши люди, которых товарищ Сталин, думая, что делает им комплимент, назвал винтиками, видели Чарли Чаплина в фильме «Новые времена» – помните, там герой попал внутрь механизма и не мог выбраться, как из какого-то капкана, – я абсолютно убежден, что тогда появлялись какие-то неосознанные, подсознательные ассоциации с самими собой.

Когда я включил в свой фильм «Похороны Сталина» Чарли Чаплина, это не было выдумкой, я действительно видел там, в Москве, в советской толпе человека в гриме Чарли Чаплина. Потому что, когда объявили, что в Колонном зале Дома Союзов будет выставлено для прощания тело Сталина, работа в учреждениях почти прекратилась. И точно так же прекратили репетицию в цирке, и все бросились сначала на Трубную площадь. Там были и лилипуты из цирка, и тот человек в гриме Чарли Чаплина. Так что в моем фильме это был реалистический штрих. Но американцы этого не понимали, потому что для них Чарли Чаплин просто комический актер. А для нас – трагический! Мы его жалели, любили – видимо, у многих людей, повторяю, он вызывал неосознанные ассоциации с собственной жизнью. То же самое происходило во время таких фильмов, как «Рим – открытый город» Роберто Росселлини. В 1948 году уже показывали эти фильмы.

Волков: «Похитители велосипедов» Витторио де Сики…

Евтушенко: «Похитители велосипедов», конечно. Великий фильм! Самый великий фильм, который я видел. А «Чапаева» я смотрел уже после войны. Что меня поразило – это как замечательно Чирков дает реплику: «Белые приходят – грабят, красные – грабят…» Я даже у папы переспрашивал, правильно ли я запомнил. «Правильно, правильно. Ты смышленый мальчик».