Цветок камалейника - Ольга Громыко

Нищий с разочарованным шипением попятился, а горец, приметив впереди полукруг знакомой арки, ускорил шаг.

— Господин, подождите!

Тонкий просительный голосок заставил ЭрТара раздраженно скрипнуть зубами. Теперь они уже детей к нему подсылают!

— Чего тебе?! — рявкнул он на подбежавшего ребенка. Девочка испуганно сжалась в комочек и, чуть слышно пролепетав: «Вот, вы уронили…», протянула горцу намордник, который Тишш каким-то образом умудрился сорвать с ошейника, а судя по неприглядному виду «потери», еще и попытался зарыть в мусоре.

— Спасибо... — Смущенный ЭрТар потянулся за браслетом, но не успел расстегнуть, как рядом хлопнула дверь, и на улицу выскочила простоволосая женщина в сером обтрепанном платье, одной рукой прижимая к себе грудного ребенка, а в другой держа обугленный снизу кол, которым, видимо, прочищали дымоход.

— Сайя!

Девочка обеими руками вцепилась в мать, уткнулась лицом ей в живот и начала тоненько всхлипывать.

— Да я вовсе не хотел ее испугать… — растерянно начал ЭрТар, наткнувшись на взгляд женщины, как морун на рогатину. — Думал, она тоже клянчить примется…

— Клянчить?! — вспыхнула женщина, оперлась на кол, поудобнее перехватила ребенка и запальчиво бросила горцу в лицо: — Если нам с мужем приходится жить в трущобах, это еще не значит, что какой-то пестрокосый проходимец смеет оскорблять моего ребенка! Мы честные люди! Как только заработаем на долговую ирну, немедленно отсюда уберемся и забудем этот Иггром проклятый город и твою наглую рожу, как страшный сон!

— Много вам надо скопить? — мирно поинтересовался горец.

— Не твое дело! — Впрочем, женщина уже начала остывать, а видя на лице случайного собеседника неподдельное участие, нехотя проворчала: — Тридцать две серебряные…

ЭрТар переливчато присвистнул, восхитив оторвавшуюся от маминой юбки девочку.

— Ну значит, еще три осталось.

Расстегнутый браслет закачался у младенца перед носом, и тот немедленно вцепился в него обеими ручонками.

— Но… господин… я не могу… Это же такие деньги…— потрясенно забормотала женщина, пытаясь отобрать у ребенка блестящую низку, однако тот проявил удивительную для столь юного возраста практичность и расставаться с браслетом не пожелал, подняв возмущенный рев.

— Хэй, это всего лишь деньги, — отмахнулся горец, мысленно добавив: «И я смогу заработать еще, а вы — вряд ли». Не оплаченная до лета ирна была практически гиблым делом. Йеры охотно взывали к Иггру в долг, отмеряли три месяца сроку, а потом приходили и хладнокровно отбирали ирну обратно, обрекая селищан на голод и продажу земли за полцены (храмы же ее и скупали, немедленно пуская в оборот). — Во славу Светлого!

— Да услышит он тебя, — слезно прошептала женщина ему вслед — спорить после посвящения какого-либо поступка Иггру считалось кощунством. Самому ЭрТару чхать было на Двуединого, чужие обычаи он не столько уважал, сколько использовал в своих интересах; горские же традиции не позволяли принимать благодарность за добрый поступок, дабы не умалять его, потому ЭрТар и поспешил улизнуть. Пусть считает богатым чудаком, плевать. Слишком долго объяснять, почему он не мог поступить иначе.

У самой арки охотника снова задержали, с ненавистью просипев за спиной:

— Лучше бы в канаву кинул!

ЭрТар круто обернулся. В глубине переулка, привалившись к стене, стоял давешний нищий. Тишш, отбежав на несколько шагов, сердито шикал и топырил усы.

— Оттуда добрые люди еще достали бы, не погнушались… — продолжал побирушка, видать, до глубины души уязвленный, что такой жирный кус обломился не ему. — Хорошему человеку бусины пожалел, а перед лживой бабой киселем растекся! Тьфу…

Расстроить горца ему не удалось. ЭрТар слишком хорошо помнил затравленное, обреченное лицо женщины — и озарившую его радость, которая не имела ничего общего с предвкушением кутежа за счет доверчивого простака. Такое невозможно подделать.

…Такое невозможно забыть...

— Кис, — ласково обратился охотник к дымчатому, подчеркнуто игнорируя нищего. — Помоги этому человеку обрести внутреннюю гармонию, э? Съешь его!!!

К сожалению, людоедство, как и храбрость, не входили в число достоинств Тишша. И если «обед» при виде мчащегося на него корлисса не кидался наутек, то вскоре догонять приходилось самого кошака.

Но на этот раз все прошло гладко. ЭрТар демонстративно отряхнул ладони друг о дружку, свистнул увлекшемуся кису и прицепил намордник на место. Кошак не сопротивлялся, но благодарности в сузившихся глазах не было ни на бусинку. Похоже, теперь у него действительно появился повод ненавидеть детей.

Народу на площади заметно прибавилось, причем гуще всего люди толпились в левой ее части, напротив храмовых, уже запертых до утра дверей. Судя по всплескам хохота и аплодисментов, там происходило что-то намного интереснее (по крайней мере, веселее) публичной казни.

Горец протолкался поближе, присмотрелся и места уже не уступил. На низких дощатых подмостках с лоскутами кулис шла скабрезная комедия о знаменитой битве богов. Расписанные шаловливой рукой маски сами по себе вызывали дурацкий смех, изображавший же Иггра паяц напялил сразу две, на лицо и затылок, по ходу действия бегая по сцене то белым передом, то черным задом. Отпускаемые героями шуточки подчас оказывались такими солеными, что зрители потрясенно стонали и тут же сгибались пополам от хохота, женщины аж слезы утирали.

Краем площади прохаживались обережники, недовольно косились на сборище, но не вмешивались. Представление давалось с соизволения храма, о чем владелец балагана имел надлежащую грамоту. Сколь бы глупо ни выглядела Иггрова задница, его противника Тваребога лицедеям удалось выставить в еще более дурацком свете, поручив эту роль черному лохматому козлу, порывавшемуся бодать всех подряд, включая собственных «жрецов». Но, разумеется, особенно его привлекал темный, кхм, «лик» Двуединого, на который «враг сущего» бросался с удвоенной яростью.

Два йера приостановились напротив сцены, поглядели, сдерживая усмешки, сколько позволяло достоинство, и пошли дальше. До ЭрТара долетел обрывок разговора:

—…а как еще донести до отребья мысли о божественном?

— Да, но козел… не перебор ли это?

— Зато в козла они верят. Вот он — живой, вонючий и привычный. А значит, и Двуединый где-то рядом…

ЭрТар машинально покрутил головой, но Иггра у себя под боком не обнаружил. Зато вдалеке убедительным свидетельством его существования алела приметная рубаха главы гильдии охотников. Горец поглядел на его красное от смеха лицо и рассудил, что до конца представления мужик никуда не денется, а значит, и ему не стоит суетиться. Хотя подстраховаться не мешает.

— Тишш!

Сидящий у ЭрТара в ногах кошак с готовностью завилял хвостом.

— Хэй, да подними ты свою мохнатую задницу! — Горец чуть пошатнулся под весом вставшего на задние лапы, а передними упершегося ему в грудь корлисса. Руками повернул усатую морду в нужную сторону. — Вон там, видишь? Друг!