Невольница любви - Бертрис Смолл

— Почему все считают Адриана плохим человеком? — вырвалось у Индии.

— Возможно, он не так уж и плох, — задумчиво пояснил шевалье, — но, вне всякого сомнения, завзятый авантюрист и… как бы это сказать… скользкая личность. Для него огромная удача — поймать богатую наследницу вроде леди Индии Линдли.

— Но я не говорила, что собираюсь за него замуж, да и он ни словом не обмолвился на эту тему, — заверила Индия.

— Ему вовсе не обязательно делать это, дорогая. Если он очернит твое доброе имя, ни один мужчина не захочет такую жену, несмотря на ее красоту и богатство. Ты упадешь ему в руки, как спелый плод. Не хочешь же ты, чтобы тобой так беззастенчиво играли, кузина?

Взгляд карих глаз шевалье был искренне озабоченным. Наклонившись, Рене поцеловал Индию в щеку.

— Но мне он нравится, Рене, — призналась девушка. — Все же ты прав: я не могу допустить, чтобы какой-либо джентльмен ставил меня в неловкое положение. Так что отныне никаких укромных местечек. Ах, Рене, а я-то считала себя взрослой, но теперь вижу, как ошибалась. Я рада, что именно ты сыграл роль моего ангела-хранителя. Кстати, Генри уехал в провинцию с братьями и сестрами. Придворная жизнь совсем им не по вкусу!

— Увы, дорогая, и мне придется пробыть здесь совсем немного. Дворянин, чье место я занимал, выздоровел и вскоре прибудет из Парижа. Кроме того, не нужно забывать, что я лучший винодел в Аршамбо и должен вернуться на родину к сбору урожая, а ты уедешь в Шотландию.

— Король велел отцу быть на коронации, так что, вероятно, и мне разрешат приехать.

— Если будешь достойно вести себя и не доставишь родителям неприятностей, конечно, позволят, — весело улыбнулся Рене. — Но ты должна быть очень-очень послушной.

— Обязательно, кузен, — со смехом пообещала Индия, — потому что через несколько недель мы все отправимся на север, и, если этой зимой я не появлюсь при дворе, значит, никогда больше не увижу Адриана и умру старой девой, верно? — пошутила она.

— Никогда! — горячо воскликнул шевалье. — Где-то на свете уже ждет твой суженый, самый лучший на свете. И ты найдешь его, Индия. Помяни мое слово, вы отыщете друг друга. В этом я абсолютно уверен!

Джордж Вилльерс, герцог Бакингем, попал ко двору совсем юношей. Ему посчастливилось снискать милость короля Якова, и за довольно короткий срок умный и осмотрительный молодой человек, второй сын обедневшего рыцаря, сумел возвыситься до герцогской короны и жениться на дочери графа, леди Кэтрин Маннерз. Но Яков Стюарт был стар, и Джордж, предвидя, что дни короля сочтены, постарался приобрести дружбу и приязнь его единственного сына и наследника Карла. Ему удалось и это, и теперь герцог Бакингем стал самым влиятельным и могущественным человеком в Англии после Карла Первого.

Богатство и власть разжигали в нем жажду еще больших богатства и власти. Герцог сразу почувствовал соперницу в молодой королеве и поставил своей целью уничтожить даже то небольшое влияние, которое могла приобрести на столь же молодого мужа Генриетта. Еще при жизни Якова герцог старался исподволь разжечь неприязнь между отцом и сыном, и, когда распря расцветала пышным цветом, вмешивался любимец монарха и мгновенно улаживал ссору. Обычно он действовал так ловко, что ни король, ни наследник не подозревали, что становятся марионетками в руках хитрого Вилльерса.

Ту же тактику он попытался применить и к королеве, но та была куда умнее мужа и к тому же искушена в придворных интригах, а поэтому оказала Вилльерсу решительное сопротивление. Тот, опасаясь потерять свое положение, замыслил разрушить брак царственной четы, намеренно раздувая костер войны из искр недоразумений и взаимного непонимания. Генриетта оказалась бессильна: объясняться с мужем было бесполезно, поскольку тот, подобно отцу, твердо верил, что лучше и искреннее друга, чем Джордж Вилльерс, нет на свете.

И король, и королева ложились в брачную постель девственниками, ибо Карл был слишком благочестив, чтобы завести любовницу или опрокинуть на сено служанку в пустой конюшне. Кроме того, и отец, и Бакингем боялись постороннего воздействия на Карла и поэтому не поощряли его связей с женщинами. Очевидно, первая ночь прошла настолько неудачно, что молодые супруги опасались поведать кому бы то ни было о весьма неприятном испытании. Поэтому отношения с самого начала не сложились: шестнадцатилетняя королева стеснялась такого же застенчивого, но требовательного супруга, которому Вилльерс постоянно твердил, что сам Господь повелел мужчине быть хозяином в доме и в постели, что желания мужа — закон и женщина должна скромно и безмолвно служить повелителю. Он сумел убедить короля, что стыдливость жены — не что иное, как замаскированное стремление поставить на своем и отказать мужу в исполнении супружеского долга. Ситуация с каждым днем ухудшалась.

— Что это за странное имя — Генриетта? — насмешливо спросил как-то Вилльерс его величество. — У нас никто подобного не слышал. Какая-то чужеземная кличка! Владычица нашей страны должна иметь истинно английское имя. Может, отныне обращаться к ней «королева Генри»?

Генриетта, как и предполагал Бакингем, узнав обо всем, пришла в бешенство.

— Mon nom est Henriette! Henri? La Reine Henri? C'est impossible! Non! Non! Je suis Henriette![8]— завопила она.

Такое бурное проявление чувств обычно для страстных галльских натур, однако Карл счел этот взрыв истерикой самого дурного тона.

— Поговорим, когда вы немного успокоитесь, мадам, — холодно бросил он и, обведя презрительным взглядом окружающих, добавил:

— Все эти люди… не пора ли им вернуться на родину? Вам должны служить подданные английской короны, мадам… соотечественники.

— Но это и есть мои соотечественники! — резко отпарировала королева.

— Они французы, мадам. Не забывайте, вы — королева Англии и должны находиться в окружении наших добрых дворян.

— В брачный контракт занесено, — напомнила Генриетта, стараясь не потерять самообладания, — что у меня будет право самой выбирать себе придворных.

— Да, но при этом не указано, что все они будут французами! — рявкнул король. — Бакингем просил у вас места для своей сестры, графини Денби, и получил бесцеремонный отказ! Мне не очень нравится подобное поведение!

— Графиня — протестантка, сир, — пояснила королева. — Я не желаю услуг протестантов.

— Я тоже протестант, мадам, — отпарировал супруг, — но это не помешало вам пойти к алтарю и, уж разумеется, не воспрепятствует рождению наследников, которые, как и их отец, тоже будут принадлежать к англиканской церкви.

— Мария, ваше величество, — вмешалась мадам Сен-Жорж, бывшая когда-то гувернанткой королевы и с тех пор с ней не разлучавшаяся. Видя, что спор заходит слишком далеко, она попыталась утихомирить неразумный гнев супругов и перевести разговор на более безопасную тему. — Если «Генриетта» не подходит для королевы Англии, не лучше ли взять второе имя ее величества — Мария? Я знаю, что ваше величество великодушны и, конечно, станете называть мадам Генриеттой, когда окажетесь с ней наедине, но «королева Мария» станет ее официальным титулованием, если, разумеется, ваше величество согласны. Мария, Мэри — ведь английское имя, не так ли?