Декоративка - Агата Грин

Я не замечала, как день сменяет день, и жадно поглощала новые знания. Знания, кстати, я черпала не только от Кирила. О многом говорила одежда, что я носила, еда, которую я ела, напитки, которые пила. Я потихоньку изучала, как здесь все устроено, подмечала детали, но, по сути, ничего по-настоящему экзотического, кроме той пернатый твари, съевшей при нас мужика, и дворца, пока еще не видела.

Шариан периодически являлся меня проведать. Его очень интересовало мое здоровье и мой внешний вид. Он отслеживал, как заживают синяки на моем теле, смотрел зубы, уши, изучал глаза… Кстати о глазах. Линзы я сняла, когда пошла четвертая неделя моего пребывания в этом мире; больше тянуть я не могла.

Глаза болели, я волновалась уже не из-за того, как буду жить без очков, а о состоянии роговицы. На следующий день я сказала Кирилу, что у меня перед глазами появилась какая-то муть, из-за которой я плохо вижу. Кирил позвал Шариана, и тот после тщательного осмотра ушел озадаченный. Впрочем, скоро он вернулся со скляночками. Несколько дней он промывал мои глаза каким-то отваром, и, вроде бы, ничего ужасного с ними не произошло, если, конечно, не брать во внимание факт того, что само по себе мое зрение ужасно.

Проблема с глазами затруднила учебный процесс, но не остановила. Мне приходилось близко подходить к стене и приближать предметы к лицу, чтобы разобрать нарисованное и написанное. Кирил цокал языком и жалел меня, добавляя, что нынче многие стали глазами слабы, потому что работают в полумраке, экономя свечи, и про себя добавлял, что его зрение тоже совсем не то, что в молодости. Я врала, что у меня всегда было хорошее зрение, но почему-то резко испортилось за последнее время. Зачем врала? Чтобы Шариан, которому Кирил все обо мне докладывал, счел мою полуслепоту приобретенной, а не врожденной.

Очки в этом мире тоже изготовляли, но так как это искусство здесь было не так уж развито, то очки считались предметом роскоши, так что мне бесполезно было надеяться получить их. Приходилось привыкать к новому нечеткому существованию…

Шариан о-о-очень осторожничал со мной, несмотря на мое беспомощное положение. Да, я была в его власти, жила под охраной, но каждый раз, когда он заходил, в комнате возникала особая напряженность, и я переставала ощущать себя слабовидящей зависимой девчонкой. И он, и я хорошо помнили, как я нарушила его мысленный приказ повиноваться и оттолкнула.

Несмотря на это, Шариан все равно делал для меня послабления. Меня постепенно стали выводить на прогулку во внутренний дворик, где я, увы, мало что могла разглядеть, кроме угрюмых стен дома, увядающей зелени да голубого неба. Когда меня водили по дому, я замечала мужчин-слуг, и тех, кто выполнял его поручения в городе, раза два видела Зена, но ни разу — светловолосую красавицу и Лену.

Меня перевели в другую комнату, более уютную и теплую, но тоже без нормального окна и источников света. Я объясняла Кирилу, что не собираюсь ни на кого нападать, устраивать пожары и сбегать, но мой пожилой учитель вздыхал и повторял одно: таков приказ хозяина…

Зато на вопросы о мироустройстве он отвечал охотно и очень подробно, зачастую иллюстрируя рассказы схематичными рисунками мелом на стене, или приносил другие книги, такие же огромные, тяжелые и, несомненно, очень дорогие.

Постепенно история этого мира вырисовалась для меня в целостную картину. Картину, в которой женщинам выделено особое место…

Мир, в котором мы с Леной неведомо как очутились, мог предложить нам две судьбы на выбор: хорошую и плохую.

Мы оказались в лесах двенадцатого ов-вена империи Ниэрад. Ниэрад считается самым развитым государством на материке, называемом «Цита», и стремится расширить свое влияние и на других континентах, когда не занято войной с другой развитой страной — Мэзавой, лежащей за горной грядой, начинающейся сразу за лесами двенадцатого ов-вена.

В этом мире по какой-то причине (Кирил туманно объясняет все «волей богов» или «карой») дети женского пола рождаются куда реже, чем мужского, так что в обществе существует сильный дисбаланс полов, а понятия «брак», «семья» вообще нет.

Женщины здесь — собственность, распределенная между двенадцатью самыми уважаемыми и достойными мужчинами. Этих мужчин называют «Великими отцами», так как формально только они могут производить потомство империи. У каждого отца есть свое владение, «ов-вен», где они вправе устанавливать свои собственные порядки, не считаясь с мнением других отцов.

Основное население ов-венов — «мэнчи», мужчины, обязанные во всем подчиняться своему Великому отцу; невыполнение приказа отца или побег из ов-вена караются смертью. Мэнчи клеймят еще в раннем детстве; у каждого на плече имеется отметина с указанием цифры своего ов-вена и литерой «м». Отец может даровать мэнчи статус «ни-ов», то есть свободу, за успехи на войне, в защите ов-вена, в ремесле или сложном искусстве; в таком случае позорное клеймо перебивается большой узорной татуировкой. Ни-ов получает право не отчитываться в своих действиях ни перед кем, путешествовать по всем ов-венам империи и, в перспективе, шанс самому когда-то стать Великим отцом. Некоторые удалые мэнчи набивают татуировки, чтобы сойти за ни-ов, но между ов-венами ходят списки освобожденных с указанием всех примет, и если обман раскроется, лгуна ждет позорная смертная казнь.

А вот у женщин в Ниэраде нет возможности получить свободу; они пожизненно кому-то принадлежат, их делят на две категории — на «мэзы» и «декоративки».

Мэзы — это здоровые женщины, способные рожать. Мэзы принадлежат отцам, и в двенадцать-тринадцать лет получают красивую татуировку в виде цветка, символизирующего определенный ов-вен. В двенадцатом ов-вене, например, мэзы носят татуировку с изображением лилии. Если у мэзы рождается девочка, она обретает статус «матери» и почитается как благословленная богами. Напротив, рождение мальчика — не повод для гордости, скорее, досадная обыденность.

Другое дело — декоративки. К этой категории относят женщин, не пригодных для размножения: бесплодных, старых, больных, с физическими недостатками. В отличие от мэз декоративок не татуируют, а клеймят литерой «д» с цифрой ов-вена; они считаются общественной собственностью. Любой мэнчи или ни-ов может получить во владение декоративку на месяц, для этого ее нужно просто выкупить или получить как награду в ежемесячно устраиваемых состязаниях. Декоративку разрешено использовать, как угодно, но нельзя калечить, а убийство ее строго карается.

Родившихся девочек принято продавать в другие ов-вены, чтобы разбавлять кровь. Если декоративка беременеет от мэнчи (что случается редко, ведь декоративки, как правило, бесплодны), ребенка забирает и воспитывает мэнчи — но только в том случае, если ребенок мужского пола. Все новорожденные девочки до двенадцати-тринадцати лет живут под охраной отца. Родившая девочку декоративка не получает высокий статус матери, но ее цена на торгах сильно возрастает. Вообще, если выясняется, что декоративка может иметь детей, она становится очень дорогой «вещью».