Карты, деньги, две стрелы - Надежда Федотова

Крошечный дрожащий язычок пламени еще больше сгустил темноту. Надо найти какую-нибудь деревяшку для факела.

— Ах ты ж!.. — вырвалось у меня.

«Ветошь» оказалась полуистлевшим балахоном храмовника, а подожженная мной тряпка — оторванным рукавом. Более того, на оного служителя тот балахон и был надет… Высохшее тело мертвеца не выглядело черным и обугленным, как все вокруг — от горелых ломаных скамеек до самого «шкафа», оказавшегося исповедальней. Теперь понятно, почему покойник так хорошо сохранился. Я окинул взглядом скрючившееся на скамеечке тело. Бедняга. Почему он тогда не ушел вместе со всеми? Забыли в суматохе или сам не захотел? Поди пойми этих храмовников… Впрочем, мне-то что до них? Мне коня надо спрятать!

— Прости, старик, — покаянно пробормотал я. Дернул на себя занявшийся балахон и быстро навертел оторвавшийся кусок ткани на подобранную тут же ножку то ли стола, то ли стула. — Тебе оно уже без надобности… Так, факел есть. И где у нас тут вход в подвалы?

— Слева за алтарем. Вниз по лесенке. Но лошадь там не пройдет, солдат.

— Вот незадача… Кто здесь?!

Я схватился за клеймор, второй рукой беспорядочно тыча факелом в разные стороны. В храме никого не было. Только я.

Только я и мертвый служитель.

— Оружие ни к чему, — прошелестел голос. Звучал он, кажется, откуда-то сверху. По крайней мере, скрюченное тело никаких признаков жизни не подавало — надо думать, на мое счастье. — И не вертись. Мой дух неосязаем. Оставь коня здесь, солдат. В храме Вечного Змея ему ничего не грозит.

— С-спасибо… — выдавил я, оглянувшись на вход. Идея поискать пристанище для Ветерка уже не казалась такой хорошей. То-то я и думаю, почему самоцветы с алтаря еще не ободрали?.. Мародеры — народ ушлый, им что Мертвый Эгес, что живой… Но связываться с храмовниками Вечного Змея, да еще и порядком засушенными, — последняя глупость. Они и при жизни миролюбием не отличаются. Нет, не мой сегодня день. Точно не мой.

— Как знать. — В безличном голосе, казалось, промелькнула улыбка. Мысли он мои читает, что ли? — Порой все начинается с конца… Совсем стемнело. Поторопись. Я пригляжу за лошадью. А тебе и так будет чем заняться.

— Это вы на нее намекаете? — ляпнул я, махнув рукой в сторону оплавленного крыльца. И запоздало примолк. Ну что мне, делать больше нечего, кроме как с духами усопших разговоры разговаривать?! Да еще с такими. — Простите, что побеспокоил, — поспешно забормотал я, тихонько пятясь к выходу. — Не мог знать, чей покой нарушаю… Со всем уважением… А лошадь уж как-нибудь снаружи переждет, что ей сде…

— Трое, — перебил меня голос мертвого храмовника. — Заходят со стороны колодца. Голодные. Поторопись!

— Но я ничего не…

— А-а-а-ай-й!

— О боги!

Помните, я с пару минут назад про кархулов не ко времени брякнул? Ну вот, можете меня поздравить — накаркал, идиот.

Когда я, размахивая факелом и клеймором одновременно, выскочил из храма под аккомпанемент истошного женского визга, представшая глазам картина, прямо скажем, не обрадовала. Урожденная кнесна де Шасвар, повиснув на шее хрипящего Ветерка, верещала на весь Мертвый Эгес, а к ней, плотоядно ворча, подступали три темные фигуры. Сгорбленные мохнатые спины, маленькие острые ушки, мускулистые трехпалые лапы… И узкие длинные морды с подпирающими нос клыками. Из щелкающих пастей на землю стекала слюна. Слух у покойника — сдохнуть от зависти. Трое, да, и голодные. А если вспомнить, что кархулы — сплошь самцы, не чуждые плотских удовольствий и не особо разбирающиеся, какого жертва пола…

Лучше бы меня Цербер своими руками удавил!

— Камень! — завопил я, прыгая вперед. Верный клеймор серебристой молнией распорол ночную темноту. — Камень, у правой стены, белый!.. Да плюньте вы на лошадь, уже не до этого! Нас всех сейчас… У-у, погань слюнявая!

Клинок со свистом взлетел в воздух и, ястребом рухнув вниз, перерубил лапу особо нетерпеливой твари. Кархул дико взвыл и отпрянул. Зато его приятели, чтоб им лопнуть, начали заходить с двух сторон.

— Госпожа де Шасвар! — вертясь юлой, прошипел я. — Вы меня слышали?! Камень! Быстро!

К ее чести, спорить кнесна не стала. И даже коня отпустила. Визжать не прекратила, правда, ну да ладно уж. Да и кто бы перестал? Кархулы — это тебе не богли и даже не почивший храмовник. А умереть мы всегда успеем. И хотелось бы менее варварским способом.

— Капрал! — запаниковали сзади. — Этот камень слишком большой! Я его не подниму!..

— Да кто вас просит?! — выругался я, ткнув полыхающим факелом в морду наседающего слева зверя. — Нащупайте там сбоку выступ… Треугольный…

— Сейчас… Нашла! А дальше?

— Жми! — заорал я, плюнув на политес.

Съездив напоследок по морде третьему кархулу, гигантским прыжком достиг правой стены заброшенного храма. Позади щелкали челюсти и хрипел Ветерок. До слез жаль его, беднягу, но выбирать не приходится. Жизнь дороже. Кроме того, если меня сожрут — еще полбеды, а если дочку правителя Шасвара… Вся рота в каторжные бараки переедет! Я не бог весть какой благородный, но друзей подставлять — последнее дело.

— Держись! — выдохнул я, швыряя факел через плечо. И, не выпуская оружия, освободившейся рукой уцепил девушку за тонкую талию.

За спиной с мерзким скрежетом проехались по камню когти, полоснул уши гнусный надтреснутый рев кархула… и распавшийся на две половинки камень сомкнулся снова, приняв нас двоих в темные подземные недра.

Душный, теплый мрак привычно окутал со всех сторон, как лисья шуба. Ни дуновения ветерка, ни шороха — только мое тяжелое дыхание и несвязное бормотание спутницы. Кажется, она молилась. Ну или пыталась… И я ее понимаю! Когда мы с Блэйром впервые нарвались на кархулов, нас долго преследовало навязчивое желание бросить военную службу и уйти в святую обитель Милостивых Братьев послушниками. Туда принимают даже милезов. И уж там-то не пришлось бы скакать из огня да в полымя… Но отец не позволил. Жаль. Почему-то кажется, что отринуть мирское мне в ближайшем будущем захочется не единожды.

— К-капрал Иассир…

— Тихо, тихо, — успокаивающе прошептал я, с трудом выравнивая дыхание. — Здесь нас уже не достанут.

— Капрал Иассир… мне нечем дышать. Не могли бы вы убрать руку?

— Э-э… извините. Разумеется. — Я отпустил девушку и, прокашлявшись, поинтересовался: — Как вы? Вас не поцарапали?

— Хвала Матери Рассвета — нет. — Она прерывисто вздохнула. — Но спать я теперь точно не смогу! Эти… они такие… жуткие!

— Да уж. Кархулы красотой никогда не отличались. Несмотря на то что для продолжения рода выбирают, как правило, женщин посимпатичнее.

— Простите?!

Я поспешно прикусил язык. Который, чтоб мне его дверью прищемили, в последнее время совершенно не хочет сидеть на привязи! Мало бедняжке вида кархулов, мало того что ее едва не съели, так добрый капрал чуть в подробностях не растрепал, чем эти твари любят развлечься перед едой! Вот он, результат общения с распущенными сановными женами. Хорошо тут темно. А то наивная девочка все по моему лицу прочла бы. И, прямо скажем, душевного здоровья это бы ей точно не прибавило.