Расцвет и упадок Османской империи. На родине Сулеймана Великолепного - Лорд Кинросс

Мурад в это время оставался в Малой Азии, не проявляя ненужной спешки с отмщением за поражение, нанесенное ему под Плочником. Он предпочел выждать, чтобы не только восполнить свои потери, но и посмотреть, как долго его враги после этого первого эмоционального всплеска решимости и надежды смогут сохранить свое единство. По опыту прошлых лет и своего острого политического чутья он хорошо знал, что солидарность среди этих славянских народов часто была эфемерной.

Таким образом, прежде чем вновь повернуть оружие против сербов, Мурад в 1388 году возобновил кампанию по полному завоеванию Болгарии. Князь Шишман уже в начале войны ушел в крепость на Дунае и запросил мира. После принятия условий Мурада он передумал и решился на последнее, отчаянное сопротивление. Но он недооценил силу османов, которые вскоре нанесли ему поражение и взяли в плен. В результате османы утвердили свое господство в Северной и Центральной Болгарии вплоть до Дуная, заняв несколько крепостей на стратегических участках берега реки, чтобы контролировать перевалы через Балканские горы. Хотя князь Шишман остался вассалом султана, он едва ли находился в достаточно сильной позиции, чтобы помочь своим братьям-славянам в создании нового большого союза.

Разделавшись таким образом с Болгарией, Мурад, которому было уже семьдесят лет, лично повел свою могучую армию на заключительную кампанию против сербов. К нему присоединились войска болгар и двух сербских перебежчиков с перспективой поддержки от третьего. Решающая битва за судьбу независимой Сербии произошла на пустынной холмистой равнине «черных дроздов» под Косово – в точке, где сходились границы Сербии, Боснии, Албании и Герцеговины. Уступая в численности, армия турок превосходила ее своей верой в успех и моральными качествами. Мурад был настолько уверен в победе, что приказал, заглядывая далеко вперед, чтобы в ходе сражения не пострадали ни один замок, город или деревня этого региона. Воюя за обладание богатой страной, не в интересах столь дальновидного и мудрого политика было уничтожать ее ресурсы или без надобности ожесточать против себя население этой страны.

У сербов, напротив, не было никакой уверенности в победе в основном из-за недоверия друг другу и подозрений относительно возможного предательства в собственных рядах. В обращении к поискам в канун битвы князь Лазарь, которому всегда не хватало авторитета и которому теперь не хватало уверенности, открыто обвинил в измене своего зятя Милоша Обилича. Сам Мурад высказал лишь опасения, как бы ветер, дующий со стороны врагов, не засыпал пылью глаза османов.

Как гласит летопись, всю ночь он молил небеса о защите и оказании ему чести умереть за истинную веру мученической смертью, ибо только она заслуживает блаженства.

На следующее утро ветер стих. Армия османов развернулась для битвы в привычном порядке: в центре располагался султан с янычарами и кавалерийской гвардией; на правом фланге его старший сын Баязид, командовавший европейскими войсками (поскольку битва была в Европе); слева – его младший сын Якуб, командовавший азиатскими частями. Османы атаковали авангардом в две тысячи стрелков из лука. Сербы ответили атакой, которая прорвала их левый фланг. Баязид с правого фланга пришел на выручку, нанеся массированный контрудар, доблестно сражаясь и лично поражая своих врагов массивной железной булавой. Исход дела оставался неясным, османы все еще оборонялись, когда другой зять Лазаря, Вук Бранкович – существует версия, что по вероломному предварительному сговору с Мурадом, – ушел с поля боя со своими двенадцатью тысячами воинов. Его дезертирство настолько ослабило сербов, что они сломали свои ряды и побежали.

Мурад оказался прав в своей оценке отсутствия единства среди славян во время битвы. Но его обращенная к Всемогущему вечерняя молитва подтвердилась буквально во всем. Сам он пал на поле битвы. История этой трагедии была противоречиво изложена различными источниками в нескольких версиях. Наиболее правдоподобной представляется история, согласно которой убийство было совершено во время или после битвы Милошем Обиличем. Терзаемый голословными обвинениями в измене со стороны своего тестя Лазаря накануне вечером, он исполнился решимости доказать свою верность. Он притворился, что переходит на сторону турок. Оказавшись в их рядах, Милош Обилич потребовал, чтобы его согласно его рангу принял Мурад. Когда аудиенция была разрешена, Милош в притворном смирении встал перед султаном на колени, а затем вонзил ему в грудь кинжал, «сделав это дважды», как подсчитали позже, причем «кинжал пронзил его насквозь». Не сумев бежать, он был растерзан солдатами султана. После покушения Мурад еще некоторое время оставался в живых и успел отдать приказ о введении в бой резерва, что принесло османам решающий успех. Последним приказом Мурада перед смертью был приказ «привести Лазаря и приговорить его к казни».

Таким в момент победы в исторической битве, от которой побежденные уже не смогли оправиться, был внезапный конец этого первого великого султана Османской империи. За время правления Мурад I возвысил государство своих предков до уровня империи, которой было суждено стать мощной мировой державой. Как султана в глазах истории его затмили два еще более могущественных суверена: Мехмед Завоеватель и Сулейман Законодатель. Но они осуществляли дальнейшее строительство и расширение на его достижениях, на том, что он посредством завоеваний и последующего управления обширными территориями заложил.

Мурад был не просто воином. Он преуспел в военном искусстве, стал мудрым стратегом, беспощадным – по сути жестоким – в бою, уверенным в своих военачальниках, которым он был всегда готов передать право командовать армией. Но его сила в не меньшей мере заключалась и в искусстве поддерживать мир. Он был правителем выдающегося политического ума. Как только битва была выиграна, он сразу же заботился о том, чтобы жизнь на завоеванных христианских территориях продолжалась под исламом с минимальными социальными и экономическими срывами. Ни одна из сложившихся османских традиций управления точно не соответствовала системе управления этих европейских земель. Должны были решиться новые системы административного управления, находившегося в прагматическом соотношении с условиями времени, места и обычая; и это было сделано при Мураде, который доверял своим чиновникам не меньше, чем своим командирам, на достаточно компетентной и разумно сбалансированной основе.

В оценке характера своих подданных и врагов, будь то грек или славянин, Мурад проявлял удивительную психологическую интуицию. Истый мусульманин, каковым он был в своих верованиях, он тем не менее управлял «неверными» христианами своей новой империи с поразительной терпимостью. Он никогда не санкционировал преследований христиан и, за исключением янычар, не предпринимал никаких насильственных обращений в ислам. Патриарх православной церкви лично свидетельствовал в письме папе римскому в 1385 году о том, что султан оставил его церкви полную свободу действий.

Разумно и в то же время твердо Мурад I сеял семена многонационального, поликонфессионального и многоязычного общества, которое должно было эффективно функционировать под управлением его преемников в предстоящие века. Этот процесс создал на больших пространствах «Пакс Оттоманикум», который со временем послужит сравнением с «Пакс Романум» более ранних веков. Составленная из разных частей Османская империя должна была в действительности стать, благодаря своей эклектичной политике, истинным преемником Римской империи. Ибо она позаимствовала римскую традицию предоставления иностранцам гражданств, натурализовала их по собственным образцам и поощряла использовать свои возможности, как к собственной выгоде, так и к выгоде империи. Она предоставляла подданным султана христианского происхождения на равных с мусульманами от рождения возможность достигать высших официальных постов в государстве. Но была практика, схожая с той, которая, с точки зрения профессора Тойнби, «позволила римлянам первыми создать империю, а затем шить и вновь оживлять ее». В оценке достоинств этой практики некоторые заходят настолько далеко, что утверждают, что османы «были способны построить империю, которая действительно была пятым «порождением Римской империи на Ближнем и Среднем Востоке» и которая смогла просуществовать в этом качестве вплоть до первой четверти XX века.