Не время для шуток - Елена Усачева

– Ну, ладно, – согласился Серега, теряя интерес к Смоловой. – Тогда завтра. – И, не дожидаясь, согласится или нет Олеся, отвернулся. Для него этот вопрос был решен – Маканина за ним пойдет куда угодно.

– Ну, ну, – хмыкнула Олеся, выбираясь из-за широкой спины своего кавалера.

– Эй, ты куда? – очнулся Галкин.

– Учиться, – отмахнулась от него Маканина, исчезая в классе.

Только когда за Олесей закрылась дверь, она смогла перевести дух.

Что же это такое? Как ей от него избавиться? И ведь ничего плохого Галкин ей не делает. Просто бродит за ней по пятам, и все. Но именно это-то и пугало. Да и кому понравится пристальное внимание такого человека? Зачем он за ней ходит? Ведь ему ясно сказали: «Отстань!» Чего он добивается? Хочет отблагодарить за вчерашнюю контрольную? Но она не нуждается в его благодарности. Ему нечем заняться? Но она вряд ли станет ему достойной компанией, развлекаться в стиле Галкина – задачка не для ее мозгов.

Олесе пришла в голову идея, что если она еще пару дней будет бортовать недогадливого Серегу, то постепенно он сам от нее отстанет. И все наконец-то закончится. Ну что же, еще пару дней в гости к Смоловой она походит.

К вечеру стало ясно, что два дня она не выдержит. Смолова оказалась на редкость занудным человеком. В школе это не так бросалось в глаза, но, когда они остались одни, ее безжизненность проявилась особенно ярко. Аня на удивление скучно стала рассказывать о том, как вместе с папой купила свой супер-пупер навороченный фотоаппарат, как любит ловить кадр, готова часами следить за прыгающей по ветке белочкой. Этот бесконечно длинный рассказ перемежался постоянными «так», «ты понимаешь» и «короче».

До фотографий они добрались далеко не сразу. Сначала Олеся немыслимо долго пила чай в компании Аниной мамы. Заявляя, что у нее никогда никого нет, Смолова имела в виду брата и отца, а мать, оказывается, все время сидит дома, поэтому ее можно не считать.

Маканина скучала в небольшой заставленной вещами квартире Смоловых. Ей не хватало Лизы, ее вечного недовольства, ее суматошности, постоянного желания куда-то идти и что-то делать. Нескончаемые сравнения были не в пользу Ани, и, чтобы заглушить поднимавшееся в душе раздражение, Олеся съела два больших куска торта, почувствовала себя неважно и засобиралась домой.

Вырвалась Маканина от Смоловых лишь ближе к вечеру, с несколькими питерскими фотками в рюкзаке. Мысленно она все еще содрогалась от бесконечных ахов и охов Анькиной мамы, восторгавшейся всем, что ее окружало.

В душе у Маканиной воцарилась печаль. Некстати в ее памяти всплывали веселые вечера в большой Лизиной квартире: как они могли часами хихикать над какой-нибудь глупостью. Нет, менять Курбаленко на Смолову – тупейшее занятие. Лучше уж тосковать в одиночестве.

Дома она кинула на стол отца фотографии. Он на секунду оторвался от компьютера, краем глаза глянул на цветные картинки, нахмурился, покачал головой и углубился в свою работу. Такой реакции Олеся не удивилась. Она привыкла к тому, что из своего задумчивого состояния отец «всплывает» лишь иногда. И чем дальше, тем эти моменты случались все реже и реже.

Маканина налила себе чаю, сгребла фотографии в кучку и пошла в комнату. С глянцевых карточек на нее смотрели хмурые одноклассники – питерская непогода на всех действовала угнетающе. А вот здесь прямо в камеру скалила зубы Курбаленко. За ее спиной маячит Рязанкина. Вот Галкин лезет на каменного Сфинкса. Вот Васильев пытается повторить позу Медного всадника. Вместо лошади у него – пара мальчишек. Вот Лиза держит Андрюху за руку и на что-то ему указывает.

Тут ей в голову пришла хулиганская мысль. Олеся достала учебник по литературе, открыла на том месте, где на развороте была иллюстрация к «Медному всаднику» Пушкина, и взялась за дело. Маникюрными ножницами вырезала из фотографий головы одноклассников и приклеила их на картинку. Убегающий Евгений превратился в Андрюху, тонущие люди – в Рязанкину и Курбаленко. Где-то на заднем плане мелькнула довольная рожица Галкина. Ну, а себя она, конечно, водрузила на место каменного Петра. Получилось очень удачно, потому что фотка как раз была в профиль. И по размеру подходила.

Кропотливая работа незаметно примирила Олесю с действительностью. Она решила завтра попробовать поговорить с Лизой и положить конец их размолвке. К ночи ей стало казаться, что все не так страшно, многое она выдумала, и теперь все станет хорошо.

Утром в школу Маканина пришла в самом радужном настроении, даже со Смоловой поговорила, хотя еще вчера давала себе слово близко к Аньке не подходить.

– Нашла с кем общаться, – буркнула Лиза, как только Олеся села на свое место. Маканина на всякий случай покосилась назад, решив, что бывшая подруга говорит о Галкине. Но сегодня ее «кавалер» не проявил рвения к учебе и на первый урок не пришел.

– Она у нас теперь открыта для всех предложений. – Сидорова тоже все еще не было, поэтому Васильев бухнулся на его место.

– Тебя не спросили, – разозлилась Олеся, кладя перед собой рюкзак и открывая молнию.

– А мы и спрашивать не будем! – Андрюха дернул рюкзак к себе и перебросил назад. – Догоняй, Шарик!

Рюкзак упал на пол и чьей-то ловкой ногой был отфутболен дальше.

– Идиоты! – вскочила Олеся.

– На, на, на! – Рюкзак взлетел в воздух, перевернулся. На пол посыпались тетрадки и ручки. Сам рюкзак получил еще один направляющий удар и, наконец, был оставлен в покое.

– Придурки! – Маканина стала собирать свое добро, разбросанное по всему классу.

– А это у нас что? – довольно пробасил Васильев. Краем глаза Олеся успела заметить, что в руках у него появилось что-то цветное. Наверное, фотографии нашел. Пусть полюбуется на Анькины таланты.

– Ну-ну… – протянул Андрюха. – А иголки в куколок ты случайно не вкалываешь?

– Не трогай, раз не твое! – бросилась вперед Маканина, пытаясь вырвать из его рук порезанные фотографии. И зачем она только взяла их? Наверное, машинально сунула в учебник.

– Нет уж, – отпрыгнул в сторону Васильев, пряча руки за спину. – Это мы оставим, как вещественное доказательство, когда тебя решат сжечь на костре как ведьму.

– Тебя первого сожгут, потому что ты – полный кретин, – вертелась вокруг Андрюхи Олеся. – Отдай!

– Ребята, спасите! – заголосил Васильев, вскакивая на стул. – Она меня сейчас раздавит.

– Проще: я тебя сейчас прибью! – Маканина ногой ударила по стулу. Андрюха закачался, издавая жалобные вопли.

– Эй, эй, полегче, – подбежала к ним Ксюша. – Не столкни!

Олеся повернулась, чтобы ответить, и тут заметила, что Курбаленко на что-то очень внимательно смотрит.

– Да иди ты! – оттолкнула она от себя Рязанкину и шагнула к Лизе.

На полу лежал ее учебник по литературе. По злой иронии судьбы раскрылся он на странице, так любовно вчера оформленной Маканиной. На странице с «Медным всадником».