От чести и славы к подлости и позору февраля 1917 г. - Иван Касьянович Кириенко

Где вы теперь, носители красных бантов, – стыдливо скрываетесь? А вспомните ваши салоны и гостиные, ведь за редким исключением, не было ни одного «интеллигентного» дома, где бы не красовался портрет Керенского. На бесконечных балах и пиршествах, гуляньях и концертах непременно устраивались американские лотереи, на которых неизменно продавались за громадные деньги его портреты, а в это время, когда плясали и шел пир во время чумы, безвинный, достойнейший из достойных, благороднейший из благородных Царь со своей святой Семьей томился в заключении… За что?

А где же были русские люди, – что делало офицерство?

Действительно русские люди, все малочисленное, здоровое и честное сжалось и ушло в себя, выжидая событий. Задавленные торжествующим хамом, умолкли протестующие голоса, только красное предательство, подлость и глупость торжествовали в гибнущей стране.

А офицерство – оно, боевое старое офицерство, единственно могшее противиться развалу, было обманом сведено со своего исторического пути и по заранее обдуманному и искусно проведенному плану, частью погибло за честь родного знамени, свершая офицерский прорыв неприятельского фронта; частью было распято штыками на деревьях позиций, приняв на фронте крестные муки от руки своего же, обезумевшего от пропаганды, брата-солдата; частью растерзано в городах, брошено в паровозные и машинные топки; частью на морском дне с привязанными к ногам гирями стоят часовыми у офицерской чести. И поныне колышатся они на морском дне, как немой укор «красе и гордости русской революции» и как вечное проклятие «великой бескровной», – а часть ушла в походы и примкнула к борьбе с поработителями родины. Некоторые же продали свою шпагу, втоптали в грязь царские вензеля, отреклись от присяги, долга и офицерской чести и, безвозвратно сойдя с исторического офицерского пути, надели сатанинскую звезду. И кровь, кровь всего лучшего, что было в России, захлестнула родную землю.

Я не виню бедного, простого, темного солдата, – у него отняли Царя, веру в присягу, и ему не стало за что умирать. И ошалевший, сбитый с толку подлой пропагандой, он бросил фронт и поспешил домой, чтобы не опоздать к дележке земли.

Кумир революции Керенский, глава Временного правительства, самозванный главнокомандующий русской армии, при первой опасности его драгоценной жизни, бросает фронт. И дальше, прикрываясь защитой мальчиков-юнкеров и женского батальона Бочкаревой, скрывается из столицы и Зимнего дворца русских Императоров, куда не постеснялся нахально забраться.

Изменники генералы и приближенная к Царю знать пожинают первые плоды своей измены.

Посеянные Государственной думой семена дают быстро всходы, и через 8 месяцев власть легко переходит в руки присланных для развала российского государства немецким Генеральным штабом – большевика Ленина и его помощников.

Несчастные русские офицеры все же еще надеются как-то остановить разрушающий все на своем пути революционный поток, они ищут мер и точки опоры, где бы, собравшись вместе, можно бы дать отпор бушующему по всей необъятной России хаосу. Виноваты ли мы, кадровые офицеры, в переживаемой Родиной катастрофе? Да, виноваты: не могли быть обмануты, наш путь нам был хорошо известен и ясен: «Делай все, что прикажет начальство, но против Бога и Государя ничего не делай». Тут все ясно, все определенно – офицеры не могли допустить обмануть себя, что Государь добровольно отрекся от власти и за Себя и за Своего малолетнего Наследника, а не был насильно к этому принужден, не могли этому поверить и потому, что и Государь был не вправе отменить клятвы, данной не Ему, а Господу Богу.

Заглядывая в самую глубину своей души, я не могу найти в ней оправдания себе самому. Я сознаю, что изменил данной мною Господу Богу клятве и способствовал, хотя и невольно, гибели всего того, что клялся защищать. Я не имел права исполнить приказания генерала Добровольского и перед полком признать факт отречения Государя – приказав полковому священнику привести полк к присяге Временному правительству. Оправданий, извинений и объяснений может быть много, но факта истины не изменишь. Я оказался против Бога и против Государя.

Думаю, даже вполне уверен, что и все еще оставшиеся в живых господа офицеры Императорской армии думают так же, как и я, и так же, как и я, ежедневно молятся о прощении нашего общего греха. Думаю, что и большинство, если и не все, командиры полков действующей против Германии армии – отказавшись исполнить направленное «против Государя» приказание, могли изменить положение вещей и отказом своим могли остановить зазнавшихся и охмелевших от успеха деятелей революции. Может быть, в этот решительный момент армия и могла еще спасти Отечество, как это она сделала в 1905 году, – может быть и нет, – не знаю, но знаю, что слушаться приказаний, направленных во вред существовавшему государственному строю и присяге – исполнять было нельзя.

Знаю теперь, что молчаливое приятие нами факта революции не спасло русский народ – миллионы погибших, страдания, длящиеся до сих пор нашего народа и томительное, унизительное прозябание миллионов россиян за границей – неоспоримый результат этого молчания офицерского кадра армии в решительную для жизни страны минуту.

А бездна все ближе и ближе. Вот, слушайте, звучит как гордо, – комитет, по почину Государственной думы возникший, – а вот и безвременное правительство за ним, изменив, предав, расшатав и углубив, свершив свое Каиново дело, трусливо бежали, как мелкое жулье, пойманное с поличным. Сам главковерх Керенский, забыв, что он Наполеон, потихоньку, на цыпочках, в женском платье, прихватив с собой русское золото, бежал, бросив свою «самую свободную» в мире армию, предоставив казарменной душе, опричнику, кадровому офицеру генералу Духонину умереть вместо него на своем посту. И вместо России, как возмездие, как проклятие засверкали кровавые С.С.С.Р.

Россия докатилась до бездны и рухнула вниз под пяту масонскую, а русский богатейший пирог быстро перешел от наших передовиков-февралистов к коммунистам, их родным братьям.

Глава VIII

Иные ЕМУ изменили

И продали шпагу свою.

Воля народа… Избранники народа… И пьяный матрос Железняк пинком ноги разгоняет избранников – учредилку.

В тумане большевизма теряются остатки последнего разума и пламя гражданской войны сжигает Россию.

Так недавно ликовавшая часть знати и «интеллигенция», пользуясь растяжимостью человеческой совести, частью приспособилась, а частью храбро бежала за границу. А родину – родину забыли. Ее решили спасать все те же офицеры, пополненные детьми-добровольцами, кадетами, гимназистами, юнкерами, студентами и женщинами.

«Интеллигенция» и тут проявила свою старую отчужденность от армии, не поддержав ее решительно ничем. А потом, сбежавшись на Дон с туго набитыми чемоданами, спряталась за спину этой же армии. Действительно, нет предела человеческой бессовестности, когда люди потеряют веру в Бога.

За измену Царю, за презрение к