Тонкости укрощения теневых драконов. Тварья Академия - Мария Вельская

Как я их слышу, если иду по другой стороне дороги, и звук почти не доносится? Глупые слова, конечно, были неприятны, но не слишком задевали. Поговорят и отстанут. Понятно, что кто-то заметил меня выходящую от найденыша и, разумеется, растрепал. Узнать бы, какая птичка пела, я б её по клюву щелкнула!

– Кина! – Мощное тело перегородило мне дорогу, и было оно не одно.

Что неприятно, дошла я-таки уже до околицы – и даже чуть дальше. А тут… Сирмон. Сынок старосты. Высокий, сильный, ручищи – во – подковы гнуть, не зря же помощником кузница  работает! Один из моих самых настойчивых ухажеров, он и так-то периодически порывался мне  то какой-то платок разноцветный бабушкиных времен приволочь (у матери спер), то бусики за три медяка, то на сеновал зазвать.

Ну чего кобенишься, дура-девка, если тебе  такой вечно потно-вонючий красавец предлагает… нет, не руку и сердце, а портки и солому! И сомнительное, весьма я вам скажу, удовольствие. К счастью, по слухам только знаю.

– Кинка, краса, как тебя, заездил маг? Даром что заезжий! – Хохотнул второй, кривозубый, без парочки передних Жагой, сын одного из подпевал старосты, знатного выпивохи Ыдражина.

Жагой был безумно доволен своим каламбуром.

Остальная компания в пять человек громко заржала. Да они никак сами днем ясным уже приняли – и неслабо! Откуда только достали паленой?!

Я передёрнула плечами. Вышла в одном платье, а времечко-то не летнее, скорее уже ранняя весна, из леса сыростью тянет. В глубине души оглушительно визжала маленькая девчушка, в то время как большая и взрослая я жалела, что не взяла любимую чугунную сковородку для омлета!

– Жаг, больше верь чужим длинным языкам, тогда решишь, что у нас осенью снег выпадет, а маги имеют три головы, – мой голос звучал ровно и холодно.

– Говорят, у них бывает три… головы… – поиграл бровями третий, его я помнила смутно, смуглый и скуластый, кажется и не из наших будет, – но в другом месте.

Эти слова вызвали очередной взрыв хохота. Я только теперь поняла, что меня незаметно взяли в кольцо и теперь теснили вглубь леса, чтобы скрыться от чужих глаз за стволами деревьев.

– А я ведь уже хотел сватов засылать, – ухмыльнулся Сирмон. Выпучив  глаза, он стал похож на какого-то испанского быка перед корридой, – что ж ты меня не дождалась, девка? Много о себе возомнила?

Он надвигался на меня стремительно, резко.

К горлу подступил вредный комочек паники, но я не сдавалась. Не позволяла этому страху прорваться наружу, загоняла его все глубже и глубже. Страх – это малая смерть. Так сказал мне однажды отец. И я запомнила. Прости меня, папа, что не училась быть сильной, отмахивалась от ваших советов, смеялась над попытками дать уроки по самообороне или отправить меня на курсы каратэ. Прости, что не прислушивалась и ко многим другим важным советам, избалованная домашняя девочка.

Жить заставила стать жестче и  рано повзрослеть. Рано и весьма болезненно – как обычно и бывает с маленькими непослушными девочками.

– Думаю я о себе  ровно так, как того заслуживаю. А что касается тебя и твоих дружков, Сирмон, отпусти-ка по-хорошему. Меня в трактире  уже ждут…

– Парень твой новый никак?  Золото тебе предложил, красава? – Хохотнул «жених».  – А я тебе чем плох? Тоже хоть куда! – Заявил, показывая свои кривые зубы.

Не дав мне ни секунды на то, чтобы отреагировать, Сирмон бросился, пытаясь меня поймать, не ухватил за талию, прижимая к себе под подбадривающее улюлюканье, кабанчик такой! Я, разумеется, беспорядочно махала руками в ответ, но толку-то?

Хорошо хоть под юбкой любимый фасон бабушкиных панталон «горячая ночка» – с начесом! Упаришься, пока снимешь! Не доберетесь!

– Уф! Станешь моей, Кинка, ладная ты девка, и позор твой покроем, в мой дом войдешь! – Пыхтел этот Казанова местного разлива. Гроза сердец – да только в своем воображении, вот беда!

Выворачивалась я и  сыпала мелкими сглазами, как могла! Была бы ведьмой – прокляла бы! Была б магиней – ух и подпалила бы им все причинные конечности! Была б не такой слабой дурой – никогда бы не осталась с ними наедине!

Пока соображение со мной, пока последнее ещё не растеряла от происходящего… если не мозг – то хотя бы его несчастные остатки, надо… надо… Мысль забуксовала. Что сделать? Что? И как? Кажется, я кого-то весьма удачно лягнула – раздался нерадостный вопль, а меня на миг отпустили. То, что нужно!

Поработаем локтями?

Вывернулась уже, дернулась, решив дать деру прямо в темнеющий лес, как сознание словно пелена накрыла какая!

Кажется, я завопила, что твоя банши! Громко-громко. Только рта я не раскрывала.

Не знаю, сколько это продолжалось. Мир вокруг меня перестал существовать, я вся, всем существом будто эти криком обратилась. А потом до меня сквозь заложенные ватой уши донеслись уже чужие вопли. Громкие такие. Неприятные – как будто свина на заклание отправляют. Да так  даже в ужастиках герои не орали, когда их какая-нибудь зловещая кракозябра жрала!

Я вдруг поняла, что валяюсь у ствола дуба, целостность рукавов оставляет желать лучшего, но меня никто не держит. Совсем никто. Обернулась – и застыла. Деревенские валялись на земле. Кто-то скулил, как раненый зверь, Жагой бессмысленно улыбался и пускал слюни, как идиот, а Сирмон… я не стала вглядываться. Показалось, что он чуть в мир иной не отошел.

Я же развернулась и потопала дальше в лес, предварительно деловито сдернув верхний кафтан с одного из незнакомых мне парней. Это была не я. Точно говорю. Я… я где-то там, внутри тела, замерла и спряталась с перепугу, а вот тело само знало, куда идти. Вглубь, в чащу, куда деревенские заходить опасались – там могли водиться твари, все же граница близко.

Вот что ужас с людьми делает, так недолго самому в привидение злобное при жизни обратиться!

Не помню, как долго я шла и куда зашла. Это был почти бесконечный путь. Хорошо хоть ботиночки были основательные, крепкие, без всяких там каблуков, немного разношенные – на новые денег не было!

Мыслей не  было, желаний тоже. Даже осознания, что пять крепких здоровых парней, у которых есть довольно состоятельные по меркам деревеньки родственники, могут не подняться с сырой земли, и в этом  виновата именно я – тоже не  было.

Очнулась я резко, как-то рывком. Осознала, что лежу в густом ельнике на подстилке из мохнатых еловых сизых лап и дрожу от накатившего холода. На улице уже темно, хоть глаз выколи! А мое лицо… вылизывают!

Вздрогнула, дернулась, захлопав глазами. Ой, да что же это? Прямо перед моим лицом маячила в тусклом свете танцующих светлячков ярко-зеленая, почти ядовито-салатового оттенка, шерстка. К ней прилагались большие развесистые уши торчком, довольно упитанное тельце, размером, примерно, с королевского пуделя (а он человеку по пояс может быть), и забавнейшая морда, которая напомнила мне то ли кролика, то ли какого-то другого милейшего грызуна.