Единственный, кто знает - Патрик Бовен

Все это было невозможно. Нереально. Она не могла, сидя у себя дома, вести диалог по айфону с каким-то сумасшедшим, чтобы спасти своего кота.

46, 45…

— Я жду.

— Вы спятили?

— Нет.

Да уж конечно. Она не собиралась выполнять распоряжения психа. Еще чего не хватало. Лучше всего просто отключить айфон.

30, 29…

Нет никакого смысла говорить с незнакомцем. Особенно с психом, способным убить кота.

24, 23…

— Ну что ж. Прощай, Кот.

— Подождите!

Марион лихорадочно обдумывала дурацкую загадку. Черт, что же он хотел сказать?

Спасешь жизнь, если пойдешь наверх.

Найдешь смерть, если спустишься вниз.

13, 12, 11…

Если заговоришь, потеряешь всё.

5, 4, 3, 2…

О, боже мой…

Она напечатала крупными буквами:

— ЧУР-ЧУРА!

— Браво! Правильный ответ. Теперь давайте сюда большой палец[2].

— Что?

— Прижмите большой палец к центру экрана.

Марион повиновалась.

Раздался щелчок.

— Отлично. Айфон запрограммирован на то, чтобы узнавать вас по отпечатку пальца. Простой тест. На данный момент это всё.

— Что? — произнесла Марион вслух от изумления.

— Ваш кот свободен. Он никогда не подвергался опасности. Оставьте окно открытым, и он вернется.

Пауза. И затем:

— Я вам не враг. Вы умны. Дисциплинированны. Всё будет хорошо. Как называется игра?

Она в оцепенении смотрела на экран.

— Марион?

Она медленно напечатала:

— «Спасаем жизни».

— Прекрасно, — написал Троянец. — Именно этим мы с вами и займемся.

И отключился.

Раньше

— Лекция окончена, — с улыбкой сказал профессор студентам. — Можете возвращаться к своим почтенным занятиям. Как говорится, идите спасать жизни.

Марион сложила свои вещи в сумку и вышла из лекционного зала-амфитеатра. Сегодня вместе с ней лекции посещали ее подруги Иза и Веро. Они вместе готовились к вступительным экзаменам и все успешно их сдали.

— Эта семиология — просто какой-то кошмар! — пожаловалась Иза.

— Может, устроим себе табачную ингаляцию перед работой? — предложила Марион.

— Хорошая мысль, — кивнула Веро.

Они вышли из Отель-Дье, не снимая белых халатов, и расположились на площади перед собором Парижской Богоматери.

Было довольно холодно, и при дыхании изо рта выходили клубы пара. Слева какой-то человек продавал рождественские елки. Чуть дальше рабочие сооружали эстраду для предстоящих рождественских концертов.

Марион вынула из кармана пачку сигарет, протянула две своим подругам и одну закурила сама. Потом левой рукой обхватила правый локоть и, желая согреться, слегка помассировала плечо, одновременно затягиваясь. Вокруг, то и дело щелкая фотоаппаратами, бродили туристы в зимних куртках, замотанные шарфами до самых глаз.

— Хорошо, когда снег идет, — сказала Марион.

— Почему?

— Потому что в это время люди гораздо реже вызывают «скорую». Я заметила, что, когда холодает или когда транслируется футбольный матч, люди как по волшебству перестают болеть.

Ее подруги переглянулись, словно не решаясь задать ей какой-то вопрос. Веро наконец спросила:

— А как там у тебя… с Чессом?

Марион глубоко затянулась, словно так надеялась согреться.

— М-ммм… По правде говоря, это ужас… — Она выпустила дым из ноздрей. — Завалил меня работой по уши! Вообще-то я должна начинать в девять утра, но он требует, чтобы я являлась в семь тридцать и присутствовала при передаче ночной смены. После этого я работаю без перерыва до середины дня. Если есть время, успеваю съесть сэндвич где-нибудь на краю стола. Потом занимаюсь послеоперационными пациентами до шести вечера.

— По идее, ты ведь должна заканчивать к полудню?

— Вот именно что по идее.

— Разве он имеет право настолько тебя задерживать?

— Можно подумать, его это волнует! Начальник службы скоро уходит на пенсию. Чесс временно займет его место до прихода нового. Через два месяца нам пришлют подкрепление — новых интернов. А пока стажировка в Отель-Дье пользуется такой дурной славой, что никто — ни интерны, ни экстерны — не хочет сюда идти. Поэтому сейчас все валится на меня. Так что я вкалываю как проклятая, чтобы только удержаться на плаву. Я тренируюсь накладывать швы — на куриных эскалопах. На прошлой неделе купила их двадцать семь штук. Кассирша в супермаркете, наверно, решила, что я чокнутая. Я научилась делать все типы стежков. И все виды гипсовых повязок — на плече, предплечье, кисти. Могу накладывать шины, повязки Дюжарье, ремни на лодыжку… У меня вся квартира заляпана гипсом. Целый день работаю, а ночью вижу во сне бесконечную очередь в приемный покой — не успеешь разобраться с одним больным, а тебе подвозят еще троих…

Марион остановилась, чтобы перевести дыхание.

Подруги смотрели на нее округлившимися глазами.

— А как тебе сам Чесс? — наконец спросила Иза.

— Даже не спрашивай! — произнесла Марион почти с ожесточением. — Этот тип — настоящий тиран! Он помыкает нами как хочет. Он перекроил весь служебный распорядок. Теперь мы должны называть бомжей на «вы», мыть их и кормить. Он нанял ассистентку из социальной службы и платит ей из своего кармана. Он запретил нам курить в помещениях и объявил, что через несколько лет добьется запрета на курение даже на территории больницы. Можете себе представить?

— Говорят, его семья сказочно богата. Если бы захотел, он мог бы вообще не работать.

— Ну да, а пока месье ограничивается тем, что отдает приказы, потом исчезает в операционном блоке, и больше мы его не видим. Если он удостаивает нас визитом, то только затем, чтобы устроить мне разнос или сказать, без намека на тактичность, что я наложила пациенту гипс не на ту ногу…

— А что, ты правда наложила гипс не на ту ногу?

— …или заявить мне, что женщины не созданы для работы хирурга-ортопеда, поскольку для того, чтобы отвинтить протез бедра, необходимо иметь мощное телосложение и физическую силу, тогда как я вешу всего каких-то пятьдесят килограмм. Я расшибаюсь в лепешку, выполняя фактически всю работу интерна — и что, он меня хоть раз поблагодарил или хоть как-то отметил? Как же, дождешься от него! Хвалит он только Азиза, даром что тот не бог весть какой специалист, прямо скажем. И все равно постоянно: Азиз то, Азиз се. Что до меня, даже если бы я загнулась прямо на работе, ему было бы наплевать!