Голос внутри меня - Брайан Фриман

– Шутишь? Ты и в самом деле собираешься идти дальше?

– У меня нет выбора.

– И тебе плевать на то, что Каттера выпустят?

– Не плевать, но ведь это ничего не меняет, не так ли?

Джесс швырнула окурок на патио, где он тут же намок и потух.

– Просто не верится, Фрост. Ведь этот тип убил Кейти.

– Надобности напоминать нет.

Джесс сложила руки на груди. Истон наблюдал за ней. В комнате похолодало. Салседа задвинула дверь, но осталась на месте, глядя в темноту, на дождь. Фрост чувствовал, что она с трудом сдерживается. Что она на грани взрыва. Который выльется в крик. Рукоприкладство. Швыряние всего, что попадется под руку. Оба знали, что значит для нее решение Фроста. Она лишится работы. Вероятно, угодит в тюрьму. В темноте ее глаза напоминали черные дыры. Губы были плотно сжаты, уголки рта опущены.

– Мне понадобится адвокат? – спросила она.

– Да.

– Ненавижу адвокатов.

– Знаю. – Фрост понял намек: ведь он сам был юристом. Он добавил: – Джесс, зачем ты это сделала?

Она пожала плечами. Отошла от двери и села на диван. Было очевидно, что ей хочется поговорить. Излить душу. Возможно, даже похвастаться тем, что она сделала. Он знал ее отношение к «линии». «Ты переступаешь ее, когда вынужден. И принимаешь последствия, когда они наступают».

– Ко мне пришел отец Мелани, – сказала она. – Это была его идея.

Фрост промолчал.

– Мелани убили в ноябре, – продолжала Джесс, как будто он этого не помнил. – Я знала, что убил Каттер, но, черт побери, не могла найти ни одного веского доказательства. Ничего такого, что можно было бы предъявить в суде. И время меня поджимало. Ты же все это знаешь. Ближе к следующему ноябрю я поняла, что он снова нанесет удар. Он действовал по схеме. И если бы я его не остановила, мы нашли бы еще одно тело в какой-нибудь машине.

– Знаю, – сказал Фрост.

– А потом мне позвонил отец Мелани. Сэм Валу. Он попросил меня о встрече в парке «Золотые Ворота». Где нас никто не увидел бы. И тогда он показал мне те часы. Он сказал, что мать Мелани, Камилль, купила двое часов, одни для Мелани, другие для себя. Сэм сказал, что свои Камилль никогда не носила, потому что тогда же он купил ей обалденные бриллиантовые часы. Те часы – которые как у Мелани – они хранили в банковской ячейке. Никто не знал о них. Только он, Камилль и девяностолетний ювелир, проживавший за шесть тысяч миль в Альпах. Он сказал, что часы идентичны. И что если часы его жены вдруг окажутся в доме Каттера, кто заметит разницу?

– Он убедил тебя подбросить их.

– Убедил? Черт, да я сама ухватилась за этот шанс. Даже не раздумывала. Ни секунды. Когда мы получили новый ордер на обыск в доме Каттера, я взяла с собой часы Камилль. Так что сделать вид, будто я нашла их за потолком, было легко.

– Но ведь эти двое часов не идентичны.

– Да, Сэм не знал, что Камилль сделала гравировку, прежде чем подарить часы Мелани. Камилль всегда называла дочь мечтательницей, и именно это слово и было по-французски выгравировано на часах Мелани. Для них это был просто маленький пустячок. Я узнала об этом, когда было уже поздно. Я показала часы Камилль, попросила опознать их, она тут же взглянула на заднюю крышку и онемела. Она поняла, что мы сделали. Сэм уговорил ее на суде поддержать его хитроумный план, но когда она давала показания перед судьей, я до последнего момента не была уверена, что она нас не сдаст. Я сидела затаив дыхание.

Истон покачал головой. Он не знал, что сказать.

– Джесс.

– Что, осуждаешь меня? Только не грузи меня всей этой чепухой, Фрост. Я сделала то, что сделала, чтобы спасти жизни. И сделала бы это снова. Каттера нужно было закрыть, но по прямой дороге у меня это не получалось. И тогда я пошла в обход.

– Знаю, как на тебя давили.

– Ты не знаешь и половины. Весь этот проклятый город едва не распинал меня на кресте за то, что я не могу поймать убийцу. Я же не могла выйти на люди и сказать: «Я знаю, кто этот подонок, но я не могу этого доказать». Да, давление было мощным, но я сделала это не для того, чтобы выйти из-под обстрела. Я сделала это потому, что Руди Каттер действительно убийца, а моя работа – изолировать убийц. Иногда приходится изворачиваться, чтобы поступить правильно.

– Вот так ты это называешь? Необходимостью изворачиваться? А я называю это тяжким уголовным преступлением.

– Ха, наверное, здорово быть единственный благородным полицейским во всем Сан-Франциско. Думаешь, кто-нибудь скажет тебе спасибо за то, что ты вытащил это дело на свет?

– Нет.

– Если этот тип выйдет на свободу и снова убьет, тебе несдобровать.

– Очень может быть.

– Я же сказала, Фрост, мы все еще можем отбиться, – не отступалась Джесс. – Я предлагаю это не ради себя. Плевать, что будет со мной. Но подумай обо всех этих женщинах. Подумай о Кейти.

– Ты действительно допускаешь, что сегодня я могу думать о чем-то еще? Не надо читать мне лекции, Джесс. Мне они ни к чему. Ведь это из-за тебя я оказался втянут в эту историю.

Салседа встала.

– Ладно. Будь что будет. Делай, что должен.

– Жаль, что ты тогда не обсудила все это со мной, – сказал Фрост.

– И что бы ты сказал?

– Не подбрасывай часы, – ответил он.

– Вот поэтому и не обсудила.

Фрост прошел к бару и налил в рюмку текилы. Порцию побольше, чем в прошлый раз. Он подал ее Джесс, и та без единого слова опрокинула ее в себя. Вытерев рот, сама подошла к бару, наполнила рюмку и выпила ее. А потом заговорила.

– Я помню выражение на лице Каттера, – сказала она. – Этот ублюдок был потрясен. То есть он знал, что это спектакль. Но не сказал ни слова. Он словно отдавал мне должное за то, что я нашла способ победить в этой игре. Да и что он мог сказать? «Эй, эти часы не могут быть настоящими, потому что настоящие спрятаны в банковской ячейке»?

– Каттер никогда их не прятал, – с нажимом произнес Фрост. – У него их никогда не было. Они были у Ламара Родеса, и он отдал их сестре.

– Но разве я знала об этом факте, а? Какова была вероятность? Каттер снимал часы с каждой следующей жертвы, а у Мелани часы украли до того, как он похитил ее. Невероятно.

– Да.

Джесс подошла к нему. Она опять оказалась до неловкости близко. Он ощущал запах текилы в ее дыхании. Вот она сейчас обнимет его, подумал он, и поцелует. Затрахает до состояния комы и, пока он будет спать, обыщет дом, чтобы найти и уничтожить часы.

– Только не говори, что считаешь его невиновным, – сказала Салседа. Ее слова прозвучали громко и не очень отчетливо.

– Нет, не считаю.

– Я упрятала за решетку не невинного человека.