Мой тесть Леонид Брежнев - Юрий Чурбанов

После похорон, 15 ноября утром я буквально на несколько минут зашел к Юрию Владимировичу в кабинет, чтобы от имени Виктории Петровны, Галины Леонидовны и всех родственников покойного Леонида Ильича поблагодарить его за внимание и поддержку, проявленные к нам в эти дни. Юрий Владимирович был очень усталый, он сидел за столом в рубашке и галстуке, у него в этот день были многочисленные встречи с руководителями государств и партий, прибывшими на похороны. Я высказал ему слова благодарности, и тут Юрий Владимирович, даже не обращаясь ко мне, а просто как бы рассуждая сам с собой, сказал: «Да, Виктория Петровна — очень мужественный человек. Юра, пока я жив, никто вашу семью не тронет…» Он сдержал свое слово. Став Генеральным секретарем, Юрий Владимирович постоянно оказывал Виктории Петровне знаки внимания: если ей было нужно, ей выделялся специальный самолет, чтобы она имела возможность побывать в Карловых Варах и хоть чуть-чуть поправить здоровье. Константин Устинович тоже относился к вдове Генерального секретаря ЦК КПСС с должным уважением. А потом пришли другие времена…

После похорон мы приехали на одну из небольших подмосковных дач, где были организованы поминки. Собрались родственники, по-моему, чуть больше двадцати человек. От партии и государства присутствовал один Капитонов. Больше никого не было. Виктория Петровна не хотела, чтобы поминальный обед проходил шумно и помпезно, с бесчисленными речами, — мы с Галиной Леонидовной были за столом недолго, чуть больше часа, потом уехали и увезли с собой Викторию Петровну. Где-то через час разъехались и другие гости. Вот так похоронили Леонида Ильича Брежнева.

В день рождения и в день смерти Леонида Ильича мы каждый год всей семьей приезжали на Красную площадь и возлагали на могилу цветы. С годами Виктория Петровна чувствовала себя все хуже и хуже, даже от ГУМа до могилы ей было очень трудно дойти. Где-то в 1987 году Виктория Петровна совсем ослепла. В этот момент, как мне писала Галина Леонидовна, ее в двадцать четыре часа выгнали с дачи, на которой она жила последние тридцать лет, и она переехала в Москву. Потрясенная несправедливостью и клеветой, обрушившейся на Леонида Ильича, она уже плохо понимала, что происходит вокруг нее, а с учетом той страшной болезни, которая у нее давно прогрессировала, ничего кроме слез все эти статьи у нее не вызывали. Не знаю, как ее выгоняли с дачи, я уже был в колонии, знаю только, что три комнаты в московской квартире она отдала племянникам, чтобы рядом с ней кто-то находился, хотя бы для того чтобы сходить в магазин.

Я думаю, что пройдет время и история, конечно, еще скажет свое объективное слово. Очень может быть, что мы еще многое пересмотрим из того, что движет нами сейчас, еще не раз оглянемся в прошлое, чтобы спросить себя, как все-таки мы прожили те годы, все ли было «в застое», как нам сегодня об этом говорят. Время воздаст справедливость.

Вспомним мы и Леонида Ильича Брежнева. Количество статей о Леониде Ильиче в последнее время не уменьшилось, наоборот, их стало больше. Пусть робко, но зато сейчас все чаще и чаще высказываются уже не такие однозначно-отрицательные оценки, как это было в первые годы перестройки. Тем не менее голос людей, которые действительно знали Леонида Ильича и в силу служебной необходимости видели, как он работает, все еще звучит очень осторожно. Правда пробивается по капле. Ведь кто в основном пишет о Леониде Ильиче? Только журналисты. Это они у нас знают все на свете, все абсолютно. Есть публикации, которые — сразу скажу — вызывают лишь чувство отвращения. С ними я спорить не буду. О них нельзя говорить всерьез. В других статьях есть, наверное, какие-то крупицы правды, но они, эти крупицы, все равно густо смешаны с разного рода догадками, слухами или просто сплетнями, часто выходящими за границы здравого смысла. Ну о чем, скажем, говорить, если даже такой человек, как Борис Ельцин «вспоминает» в своей книге «Исповедь на заданную тему», что Брежнев был не в состоянии сам наложить резолюции на разного рода служебные бумаги? И это пишет Ельцин — кто же, как не он должен отвечать за свои слова! А таких бумаг, естественно, великое множество, они наверняка сохранились в архивах, их можно посмотреть. Кто же работал за Брежнева, если не сам Брежнев? С другой стороны, нынче такое время, когда хорошо или — хотя бы! — уважительно говорить о Леониде Ильиче… как бы это помягче сказать… не модно, что ли. Нет такой газеты или журнала, которые хотели бы сейчас идти вразнобой. Так как же призвать людей к объективности? Что я могу сделать? Наверное, только одно: поделиться своими личными воспоминаниями и впечатлениями о Леониде Ильиче, сделав все возможное, хотя это и не просто, конечно, чтобы отойти от того, что принято называть «родственными чувствами».

Когда в 1964 году Леонид Ильич Брежнев был избран Первым секретарем ЦК партии, я работал инструктором в аппарате ЦК ВЛКСМ. Как сейчас помню, я находился в служебной командировке в Томской области. Первым секретарем обкома комсомола там работал Борис Михайлов, затем мы встретились с ним уже в аппарате ЦК ВЛКСМ, а еще позже он перешел на службу в МВД СССР, и сейчас, по-моему, работает там (чуть ли не в пресс-центре). И вот, в один из тех октябрьских вечеров, мы решили зайти с ним в заводское общежитие, чтобы посмотреть, как живет молодежь. Вдруг слышим в одной из комнат возбужденные молодые голоса. Решили, что здесь ребята празднуют какое-то торжество, и, постучавшись, конечно, мы вошли. Так и есть: на столе у них стояло спиртное, они уже были немного навеселе, поинтересовались, кто мы такие, и пригласили за стол, налив по стакану «перцовки» (в то время это был самый ходовой и дешевый напиток, где-то по 2.12. за бутылку). Взяв протянутый стакан, я спрашиваю: «А по какому случаю?» Ребята радостно отвечают: «Хрущева сняли!» Чего они так радовались, я не знаю, но тут же мелькнула мысль — вот ведь как активно молодежь страны откликается у нас на политические события. Со своими «мерками», конечно, но все-таки — активно.

Это имя — Леонид Ильич Брежнев — в то время мне мало что говорило. То есть я знал, разумеется, что это один из руководителей страны, но — не более того. Вернувшись в Москву, я подробно прочитал в газетах о состоявшемся Пленуме ЦК КПСС и лаконичную — в газетном изложении — биографию нового лидера партии. Не могу сказать, что тема смены руководства вызвала у меня прилив какого-то энтузиазма и вдохновения: в то время ударным фронтом комсомола были кукуруза, разведение птицы и кроликов, то есть мы все больше интересовались какими-то конкретными делами, чем самой политикой. К Никите Сергеевичу Хрущеву у меня тоже не было — и не могло быть — какого-то уж совсем негативного отношения, так что в нашей среде октябрьский Пленум ЦК КПСС не вызвал какого-то изумления или тем более потрясения. Да и во всей стране, я думаю, тоже.

Очень трудно, конечно, давать сейчас какую-то человеческую оценку всей жизни Леонида Ильича в кругу семьи. Но вспоминая наше общение в стенах его дома, можно уверенно сказать, что это был очень хороший семьянин, человек с мягким и добрым характером, с большой любовью относившийся к своим близким. Он всегда радовался, если по субботним, воскресным или праздничным дням на дачу приезжали дети и внуки, находил для них время, знал, чем и как они живут, их настроения и проблемы. Несмотря на то что это были дети и внуки Генерального секретаря ЦК КПСС, у них, как и у всех людей, тоже, конечно, появлялись свои проблемы, служебные или не так уж часто — семейные неурядицы, но Леонид Ильич и Виктория Петровна о них знали и, если могли, всегда старались помочь, дать какой-то добрый совет. Если же кто-то из детей или внуков вдруг провинился, и все это приобретало огласку, то Леонид Ильич всегда спрашивал очень строго, и взбучка бывала. Ну, какие это могли быть проступки? Допустим, кто-то нарушил правила дорожного движения или, скажем, высокомерно повел себя с сотрудниками ГАИ — Леонид Ильич обо всем этом быстро узнавал, как это делалось, мы знали, и от него доставалось на «полную катушку». Впрочем, если говорить о внуках, то я не помню, честно говоря, чтобы они позволяли себе развязный образ жизни и были возмутителями спокойствия: ребята всегда держались в определенных «рамках» и воспитывались довольно строго. Несколько раз, по-моему, Леонид Ильич и Виктория Петровна бывали на днях рождения у своего сына Юры. А вот у нас с Галей он не был ни разу. Виктория Петровна иногда, хотя и редко, приезжала к дочери, а он нет. Может, мы не очень настойчиво приглашали, может быть, это совпадало с его нездоровьем, но факт есть факт: у нас он никогда не был. Зато Леонид Ильич иногда навещал внуков. Если это были семейные праздники, он обычно дарил какой-то подарок, говорил слова приветствия, немного общался с гостями и уезжал. Визиты к родственникам носили, конечно, очень короткий характер, но это и понятно: ведь когда-то надо было и отдыхать.