Поймать чайлдфри - Екатерина Сергеевна Рагозина

дружеских. Писала о том, что малыш, кажется, уже толкается, хотя, наверное, мне это только кажется, потому что срок еще слишком маленький. Стирала фразу про малыша. Писала еще и еще. Просила не ненавидеть меня. Просила много, даже очень много – того, что не может быть под силу обычному человеку. Ставила восклицательные знаки. Писала до тех пор, пока не увидела на клавиатуре компьютера выдавившиеся из-под век слезы.

Отправив письмо, я почувствовала страшное облегчение, как будто с плеч упал тяжелый груз, который я, как Сизиф, толкала в гору. Я сделала все, что могла, чтобы загладить свою вину, и дальнейшее теперь от меня не зависит – либо простит, либо нет. Неизвестно, к чему все это приведет, но я твердо знаю одно: долгожданный ребенок у меня все-таки родится, и я буду лелеять его вне зависимости от того, насколько высока окажется цена! Прости, Олег, тысячу раз прости!

Я рванулась в прихожую, услышав, как в замочной скважине поворачивается ключ, и сжала в объятиях опешившую Анжелу еще до того, как она успела войти.

– Анжела, милая! Помнишь, ты мне говорила, что побывала «во всех заграницах», а настоящей России еще не видела? Хочешь увидеть? Летим хоть сейчас! Жить хочу! Веселиться хочу! Приключений хочу!

Глава 10.

«Хоть сейчас», конечно, у нас не получилось, но вот через неделю мы действительно приземлились в аэропорту «Кольцово» в Екатеринбурге, который встретил нас неожиданно удушливым – по контрасту с влажным и прохладным Питером – бабьим летом. Столица Урала была лишь перевалочным пунктом нашего путешествия: конечная же точка расположилась в Свердловской области, в селе К…е.

Я слукавила: наша поездка была не такой уж и спонтанной, в глубинку меня тянули тоска и творческие интересы. Дело в том, что в К…е несколько лет назад переехал мой знакомый – на мой взгляд, гениальный художник – тот самый, от которого мне «по наследству» перешла прекрасная квартира. Имя художника было известно очень небольшому кругу лиц, он предпочитал, чтобы друзья, знакомые и поклонники называли его просто Пиратом – такова была его реальная фамилия. Путь отшельничества Пират избрал совершенно осознанно: ему уже перевалило за 60, соблазны бурной молодости остались далеко позади и остаток жизни художник решил провести подальше от мирской суеты и поближе к природе. Судя по последним работам, которые попадались мне на глаза, смена обстановки действительно пошла ему на пользу и подняла его потрясающий художественный дар на философскую высоту. В молодости он любил эксперименты, на склоне лет пришел к абсолютной простоте – на его картинах роняли слезы скромные осинки, под ветром гнулись тонкокостные березки, зеленые стволы насквозь протыкали мучнистые облака, и во всем этом чувствовались присутствие бога и едва уловимая, тихая и ранимая сексуальность, которой Пират всегда наделял природу.

Я скучала по нему, но на путешествие решилась не только по этой причине. Для моей новой книги потребовался иллюстратор, и когда в издательстве спросили, знаю ли я подходящего художника, то я первым делом вспомнила именно Пирата. Проблема заключалась в том, что, предпочтя глушь шумному городу, он решил полностью оградить себя от всего, что могло бы помешать его нынешнему просветленному состоянию – в том числе, от интернета и телефона. На мой взгляд, он явно перегнул, но факт остается фактом – с ним невозможно связаться иначе, чем посредством бумажного письма. Месяц назад я не поленилась и отправила ему небольшое, полное светлой печали послание, а около двух недель назад получила ответ с приглашением повидаться лично. И вот теперь мы ищем способ доехать до его деревни из Екатеринбурга, но, похоже, это возможно только на гужевом транспорте.

Добравшись до въезда в К…е после нескольких часов мучений в рейсовом автобусе, а затем в немногочисленных попутках, мы первым делом действительно увидели крепкого мужика на телеге, в которую была запряжена тощая клячонка – воистину, я думала, что в наше время «увижу» что-то подобное только в книгах Гоголя. Впрочем, веселиться нам было уже недосуг, мы ужасно устали и жалели, что не встретили мужика раньше, потому что с таким диким бездорожьем, пожалуй, лучше всего могла справиться только опытная, видавшая виды лошадь. Селянин ехал неторопливо, позволяя своей, по-видимому, ценимой питомице прощупывать копытами каждую кочку, и, кажется, уже дремал в надвинутой почти на подбородок панаме.

Догнать четырехколесную улитку оказалось несложно, и мужик молча нам кивнул – запрыгивайте, мол.

– Дяденька, подскажите, где тут Артиллерийская улица? Вы случайно не туда едете?

– Туда, милые, туда.

– А дом художника Пирата не знаете?

– Отчего ж не знать, знаю. Только художник там больше не живет.

Я едва не свалилась на землю. Мгновенный холодок пробежал вдоль позвоночника, вспомнились и его годы, и его болезни.

– Как не живет!? Что с ним?

У меня по спине потек холодный пот, но селянин, кажется, был абсолютно спокоен.

– Художник там больше не живет. Там живет молчаливый созерцатель, который иногда зарисовывает свои наблюдения…

Я шумно выдохнула и весело рассмеялась.

– Пират, это ты! Черт ты такой, зачем пугаешь?!

Под неказистой панамой обнаружилась брутальная лысина Пирата. Как оказалось, лошадь досталась ему от предыдущего хозяина дома, который на нее уже не надеялся и давно мечтал избавиться от старушки. Как пояснил Пират, на ее фоне он сам себе кажется моложе.

Впрочем, это объяснение попахивало кокетством: художник в свои 60 с хвостиком был весьма моложав и по-прежнему привлекателен для женщин, даже тех, что юнее его ровно вдвое – это я поняла по многозначительному взгляду Анжелы. В своей избе он сбросил нелепую мужицкую скорлупу и предстал перед нами во всей своей оскорбительной для простаков стати. Почти двухметровый, с окладистой бородой и лысым черепом, сильным телом и умными глазами.

– Давай сначала о деле, но только быстро, чтобы в две минуты уложиться. А потом два дня будем говорить душами, – пробасил он, наливая нам с Анжелой пахучий чай.

Позже выяснилось, что травы для чая он сам рвет в близлежащем лесу. Пират вообще пользовался всеми дарами окружающей природы: растил картошку в своем маленьком огородике, ловил рыбу в пруду, собирал грибы, коренья и цветы. Он осуществил свою мечту и пришел к подлинной жизни, полной любви и гармонии, труда и покоя. С самого утра он работал, не покладая рук, а за свои картины брался вечерами, когда душа, наполненная сладостными впечатлениями, – такая бестрепетная, такая улыбчивая, – требовала их материального воплощения. Пират был счастлив.

– А я тебе написала о своем деле в письме. Не хочешь ли попробовать себя в роли иллюстратора? – спросила я.