Жена-22 - Мелани Гидеон

– Сколько лет новому креативному директору?

– Понятия не имею. Двадцать девять? Тридцать?

Я вздыхаю.

– Он тебе что-нибудь сказал?

– Она. Келли Чо. Она сказала, что будет счастлива со мной работать.

– Келли ?!

– Не удивляйся. Она очень хороший специалист. Блестящий, если честно. Марихуана? Косячок? Неужели наши дети еще не покуривают? Боже, да у них какое-то позднее развитие.

– Господи, Уильям, мне так жаль, – говорю я. – Это чудовищная несправедливость. – Я тянусь, чтобы обнять его.

Он выставляет вперед ладони.

– Не надо, – говорит он. – Просто оставь меня в покое. Я не хочу, чтобы меня сейчас трогали.

Я отодвигаюсь, стараясь не обижаться. В этом весь Уильям. Когда ему тяжело, он становится еще более отстраненным; ведет себя как Робинзон, скрываясь от всех на острове. У меня же все ровно наоборот. Если мне больно, я хочу, чтобы те, кого я люблю, были со мной на этом острове, сидели вокруг костра, пьянели от кокосового молока и громко обсуждали план спасения.

– Боже, Элис, не смотри на меня так. Я сейчас не в состоянии тебя утешать. Мне своих переживаний хватает.

– Никто не запрещает тебе переживать. – Я встаю. – Знаешь, я слышала, как ты возился в гараже. Заводил мотоцикл. Решила, что нас грабят.

Я замечаю в своем голосе обвиняющие нотки и сама себя ненавижу. Так всегда и бывает. Отчужденность Уильяма заставляет меня отчаянно пытаться восстановить связующую нас нить, в результате чего я говорю всякие отчаянные вещи, в результате чего он только еще сильнее отчуждается.

– Я иду спать, – говорю я, стараясь, чтобы в голосе не звучала обида.

На лице Уильяма проступает облегчение.

– Я тоже скоро поднимусь, – говорит он и прикрывает глаза, тем самым отгораживаясь от меня.

Я не могу гордиться тем, что сделала на следующий день, но нужно принять во внимание, что это был поступок женщины, страдающей ОКР[18], которая рассчитала бюджет на много месяцев вперед и обнаружила, что в течение одног о года (при урезанной зарплате Уильяма и том скромном вкладе, который дает моя работа) мы неминуемо залезем в свои сбережения и деньги, отложенные на колледж для детей. Через два года наши шансы иметь пенсию и шансы детей на обучение будут равны нулю. Придется вернуться в Броктон и жить вместе с моим отцом.

Я не вижу другого выхода, кроме как позвонить Келли Чо и попросить вернуть Уильяму его работу.

– Келли, привет, это Элис Бакл. Как поживаешь? – нараспев произношу я своим самым довольным, самым спокойным и доброжелательным голосом учителя драмы.

– Элис, – растерянно говорит Келли, произнося мое имя по слогам: Э-лис. Она явно шокирована моим звонком. – Я в порядке, а ты как?

– Я тоже, все хорошо, – пищу я, мой хорошо поставленный голос срывается. О господи.

– Чем я могу тебе помочь? Тебе нужен Уильям? Кажется, он ушел на ланч.

– Вообще-то мне нужна ты. Я надеялась, мы сможем откровенно поговорить о том, что случилось. О понижении Уильяма.

– О… О’кей. Но разве он тебе не рассказал?

– Да, он рассказал, но, как тебе объяснить – я надеялась, что мы найдем какой-то способ все исправить. Нет, не аннулировать твое повышение, я не об этом говорю. Разумеется, нет, это было бы несправедливо. Но, может, есть какой-то способ не понижать Уильяма, а сделать это как-то более горизонтально.

– Я ничего об этом не знаю.

– Но вдруг ты могла бы замолвить за него словечко. Поспрашивать?

– Кого?

– Послушай, Уильям проработал в “ККМ” больше десяти лет.

– Я знаю. Это действительно тяжело. Для меня тоже, но я не думаю…

– Я тебя умоляю, Келли, это всего лишь лейкопластырь.

– Лейкопластырь ?

– Реклама лейкопластыря?

Какое-то время Келли молчит.

– Элис, это был не лейкопластырь. Это был сиалис.

– Сиалис. Средство против эректильной дисфункции?

Келли деликатно покашливает.

– Он самый.

– Ну хорошо, и что произошло?

– Спроси у него.

– Я спрашиваю у тебя. Пожалуйста, Келли.

– Я не могу.

– Пожалуйста.

– Я не вправе…

– Келли. Не заставляй меня снова просить.

Она тяжело вздыхает.

– Он сорвался.

– Сорвался?

– Во время заседания фокус-группы. Элис, я уже давно подозревала, что, может, у вас дома что-то неладно, потому что, честно говоря, в последнее время он сам не свой. Ну, ты сама видела. Как странно он вел себя на презентации “ФиГ”. Последние пару месяцев он все время где-то витает. Беспокойный. Вспыльчивый. Рассеянный. Как будто работа – то место, где ему меньше всего хотелось бы находиться. Все это заметили, не только я. С ним говорили. Его предупреждали. А потом этот срыв на фокус-группе. Это есть на видео, Элис. Вся контора это видела. Фрэнк Поттер это видел.

– Но Уильям же в креативной группе, а не в стратегическом планировании. Почему же он вел заседание?

– Потому что он на этом настоял. Он хотел участвовать в исследованиях.

– Не понимаю.

– Может, это и хорошо.

– Пришли мне видео, – говорю я.

– Это плохая идея.

– Келли, я тебя очень прошу.

– О боже. Подожди секунду. Дай мне подумать.

Келли молчит. Досчитав до двадцати, я говорю:

– Еще думаешь?

– Ладно, Элис, – сдается Келли. – Но ты должна поклясться, что никому не скажешь, что я тебе его послала. Послушай, мне действительно очень жаль. Я уважаю Уильяма. Он меня многому научил. Я его не подсиживала и ужасно себя чувствую из-за того, что произошло. Ты мне веришь? Пожалуйста, верь.

– Я верю тебе, Келли, но теперь, когда ты стала креативным директором, тебе, наверное, надо прекратить умолять людей тебе поверить.

– Ты права. Я буду над этим работать. Пришлю тебе видео по электронной почте.

– Спасибо.

– И, знаешь что, Элис?

– Да?

– Пожалуйста, не надо меня ненавидеть.

– Келли.

– Что?

– Ты снова просишь.