Разящая стрела Амура - Ирина Родионова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Секунду они смотрели друг на друга, а затем расхохотались.
— Куда отправимся завтракать? — спросил слуга, держась за живот.
— К графине Эгмон, — ответил де Полиньяк.
— О! Ваша светлость, вы уверены, что уже восстановили свои силы? Кристоф показал глазами на определенное место хозяина.
— Слава Богу, дорогой Кристоф, они пока неиссякаемы, да и вряд ли понадобятся в такой час. Вчера графиня устраивала маскарад любви…
— Это такой, где господа резвятся нагишом, не считая масок? — Кристоф поморщился. Некоторые забавы аристократии у него, крестьянского сына, вызывали отвращение.
— Да, именно такое безобразие. Так вот, думаю, что сейчас самое время навестить графиню, если мы хотим только позавтракать и ничего больше. Понимаешь?
— Понимаю, ваша светлость, — слуга вздохнул, — если бы продать хотя бы треть вашей хитрости, то вы сразу смогли бы выкупить замок де Полиньяк, и не было бы нужды пускаться во всякие авантюры в этом проклятом городе.
Молодой граф нахмурился, лицо его вдруг стало очень серьезным и печальным.
— Я обязательно верну свой родовой замок, Кристоф, — сказал он через секунду. — Я найду способ получить обратно свою закладную и мы уедем отсюда, чтобы никогда больше не возвращаться.
— Самое обидное, что пока вы ищете способ добыть деньги, этот негодяй Неккер обдирает ваших крестьян, отбирает их урожай, рубит ваш лес и ловит рыбу в ваших реках. Даже если вы когда-нибудь найдете деньги, для того чтобы выкупить владения де Полиньяк, вам останется только разоренная пустошь.
— Проклятый буржуа лишил меня дохода и угрожает лишить родового владения, но зато я наставил ему рога! — деланно рассмеялся граф и хлопнул слугу по спине. — Выше голову, Кристоф, пока ведь никто не замечает, что мы с тобой почти нищие?
— Что значит, почти? — притворно-сердито нахмурился слуга. — Ваша светлость только что лишилась панталон и разгуливает по Парижу, буквально, с голым задом!
* * *
Придворным художникам Буше и Фрагонару поручили оформить стены Версаля «галантными картинами».
— Я богат! Я богат! — кричал Фрагонар, обмеривая пространства, которые предполагалось занять картинами. — Если писать полотна побольше, да с мелкими фигурками, да чтобы вокруг ночной пейзаж…
— Подожди радоваться, — зануда Буше, нахмурив брови, изучал «Кодекс придворной живописи». — Здесь написано: «Галантной» считается картина, изображающая богов, героев или пастушек в ситуациях и позах, дающих понять, что вот-вот произойдет нечто пикантное. Если перед внутренним взором зрителя не возникает яркого и способного смутить скромный и добродетельный взгляд продолжения, то картина считается не «галантной», а «пасторальной» и оплачивается по соответствующим расценкам. В то же время, если картина являет взору зрителя разгар любовной сцены, то она считается эротической и не может быть выставлена в общественных местах. Если картина изображает последствия любовной сцены, то она считается нравоучительной и не подлежит оплате.
Примечание: если художник изображает Юпитера, Марса или Аполлона, он должен писать их с Его Величества Людовика XV. Если художественная композиция предусматривает участие Минервы или Венеры, им надлежит придавать облик ее светлости, маркизы Жанны Антуанетты Пуассон де Помпадур.
— Ерунда! Изобразим пастушек, поправляющих чулки, и пастухов, подглядывающих за ними из ближайшего леса, — махнул рукой Фрагонар и продолжил измерять свободные пространства. — Итого, почти сто пятьдесят квадратных метров живописи… Недурно! Представляешь, можно просто взять квадратный холст и закрасить его черной краской. Назвать: «Безлунная ночь» и сказать, что на этой картине Марс и Венера лежат в галантной позе и между ними вот-вот должно произойти нечто пикантное, но этого, увы, не видно, потому что нет луны!
— Фрагонар, ты дурак, — Буше покачал своей трезвомыслящей головой, даже Его Величество поймет, что его пытаются надуть, если ему показать квадратный холст, закрашенный черной краской, и сказать, что это галантная «Безлунная ночь»!
— Ах, Буше! Все равно, согласись, как было бы замечательно, нарисовать какую-нибудь кляксу на белом холсте, и сказать, что это капля чернил на любовном послании… Или же черную точку на красном фоне, и сказать, что это мушка на щеке у прелестницы, или же вместо целого портрета — только один участок тела, но очень крупным планом, пупок, например…
Фрагонар мечтательно закатил глаза, представив, сколько подобных картин он мог бы написать за день и как роскошно жил бы на вырученные деньги. Можно было бы нанять подмастерьев рисовать части тела прекрасных дам крупным планом… Конечно, подмастерья не умеют рисовать, но они могли бы просто обозначать рисунок цветовыми пятнами. Придворный художник даже зажмурился, представив, какое богатство могло бы на него обрушиться.
— Посторонись, — придворный маляр грохнул рядом с придворным художником ведро краски. Тот отпрыгнул, но все равно несколько капель нежно-сиреневого цвета брызнуло на его чулки.
— Дурак! — творец замахнулся на ремесленника мотком измерительной веревки, ремесленник не растерялся и замахнулся на творца малярной кистью.
Малярная кисть подействовала не хуже настойки пустырника. Раздражение Фрагонара моментально испарилось, как деньги мужа в кошельке у жены.
— Скоро вы тут закончите свою мазню? — сердито поинтересовался Фрагонар.
— Мы закончим, алебастр придут лепить, — лаконично ответил придворный маляр. — Как алебастр налепят, сразу сможете свою мазню пристроить поверх нашей.
Гы-гы-гы!
И придворный пролетарий ухмыльнулся в лицо придворной богемы.
Мимо проходил придворный часовщик.
— Эй! — окликнул его Фрагонар, — вы не знаете, когда закончат перекрашивать дворец?
— Если мода останется прежней, к осени, — буркнул тот, — К осени! простонал придворный художник. — А мне нужно выплачивать кредит за покупку кареты и упряжки лошадей!
— Гы-гы-гы! — не унимался придворный маляр.
Фрагонар подумал, что самое сейчас подходящее — выбросить этого «мазилу» из окна, но, покосившись на увесистую малярную кисть в руке ремесленника, решил великодушно даровать ему жизнь.
Версаль кардинально преображался. Отовсюду доносился грохот молотков. Длинные, просторные залы делились перегородками на салоны, салончики, потайные ниши и коридорчики. Строились специальные скрытые лесенки с одного этажа на другой. Анфилады залов разбивались на отдельные помещения, куда можно было войти только через одну дверь. Однако выходов из помещения имелось как минимум три: первый по принципу «выход там же где вход», два других тайные. Причем одному постороннему человеку, полагалось знать только один тайный выход из квартиры хозяина. Спальни и ванные комнаты превращались в обширные приемные с местами для секретарей и бархатными скамейками вдоль стен для просителей.