Накануне февраля - Максим Мишин

Внутри все опустилось. Я не мог произнести ни слова. Меня парализовало. И эта вытянутая рука с цветами. Потом вдруг, неожиданно для самого себя, я собрался.

— Аня, скажи, пожалуйста… Раз уж ты так все решила. У тебя на самом деле кто-то появился?

Она опустила голову. Ей было неудобно стоять тут и отвечать на вопросы, которые ничего не изменят.

— Не молчи. Прошу!

Она нервно повела головой и выдохнула.

— Не знаю как тебе сказать. Я познакомилась с одним мальчиком. Случайно. Мы с ним сейчас общаемся. Это ничего не значит. Может быть пока.

— Все. Я понял. Не продолжай.

Положил цветы на парапет входа в метро, повернулся и, не оборачиваясь, ушел. И что теперь делать? Как быть? Куда идти? Слова Ани все еще повторялись словно эхом в ушах. Я захотел кричать. Надрывно, безумно, во всю силу своих легких. Но вокруг были люди и мне было стремно. Прохожие обгоняли меня, шли навстречу. У каждого было сосредоточенное лицо, никто из них не обращал внимание на меня. Она оставила меня. Оставила одного. Да, ей было непросто объясниться со мной. И надо отдать Ане должное в том, что она подождала пока я выйду. Но зачем было писать это письмо, встречаться с моим адвокатом? Ааа, к черту! Все равно не пойму этого. Меня задело хладнокровие, с которым она держалась. Ведь для меня она теперь стала хладнокровной и коварной. Как быстро все меняется. Совсем недавно я жил мыслью о встрече с ней. Перечислял в голове ее достоинства, несомненно добавляя от себя. В одно мгновение все поменялось. Нет, ты еще любишь ее и понимаешь, что эти чувства будут частью тебя всегда, но с другой стороны приходит осознание конца. Как поздним летом, сидя на пляже и смотря на неспешно текущую мимо реку, ты набираешь в руки песок. А он, сухой и забирающий, а не отдающий тепло, еле заметно сыпется между пальцев обратно. Свежий ветер подхватывает песчинки и уносит их от меня. Также как этот песок незаметно уходит от нас лето, наступает осень. Эта пора сохранится в памяти, но прошедшего не вернешь. И останется только набраться терпения и ждать когда в твоей жизни снова расцветут почки на деревьях, послышатся птичьи крики в садах, а солнышко согреет своими лучами. С того момента, как покинул стены тюрьмы, я не выкурил ни одной сигареты. Решил бросить. Но тут не до этого. Я зашел в первый попавшийся магазин, купил сигарет и зажигалку, вышел на улицу, нервно разорвал упаковку и закурил. Легче не стало. Заныло под сердцем. Я решил сегодня напиться. Да. Непременно напиться. Так, чтобы звенело в ушах и речь перестала быть стройной. Это должно помочь. Вдруг я заметил, что стою на проезжей части дороги. Как я очутился здесь?! Резкий и пугающий свист колес раздался слева. Я повернулся и увидел огромный грузовик, неминуемо несущийся на меня. Удар. И я проснулся, подскочив с койки. Во рту пересохло. Оглядевшись, увидел, что все еще спят. Я поднялся и подошел к раковине. Открыл кран над его металлической пастью. Стал умываться. Долго, громко фыркая, я плескал ладонями холодную воду себе в лицо и на шею. Окончив водные процедуры и окончательно проснувшись, я сел за стол. Перед глазами пробежало увиденное во сне. Это было так поразительно, так реалистично. Чувства и мысли пребывали в сильном смятении. Но после, когда первое впечатление рассеялось, пришло облегчение. Это всего лишь сновидение. Результат моих страхов и сомнений. А вдруг сон был вещим и все произойдет также или примерно так, как мне приснилось?! Нет! Прочь от себя эти мысли. Все будет в порядке. Успокоившись, приготовил себе чай. Курить не хотелось. Сел за стол и маленькими глотками стал пить обжигающий напиток. Вдруг я услышал как ругается Андрей. Это было странно, так как одним из главных правил общежития в тюрьме являлось уважение сна арестанта. И за то, что ты шумишь, когда кто то уже спит, с тебя могут спросить. Он стоял с растерянным лицом и то смотрел на меня, то в сторону спящего бухгалтера.

— Ты чего, Андрюх?

— Олег, подойди сюда.

— Ну что там?! Я чай пью.

— Подойди. Я серъезно.

Я отодвинул стакан с чаем, поднялся из-за стола и подошел к Андрею. Тот, ничего не сказав, указал правой рукой в сторону Олега Валентиновича. Переведя глаза на лежащего, я тут же понял в чем дело. Главный бухгалтер умер. Его кожа на лице стала похожа на бумагу. Челюсть неестественно сползла в сторону, обнажив зубы. Нос заострился. Покойный перестал быть похожим на самого себя. Мы разбудили остальных. Сергей дотронулся до руки бухгалтера.

— Уже холодный. — констатировал он.

— Это мы что?! Всю ночь с мертвецом в камере спали? — произнес кто-то.

— Ну и что? Их бояться нечего. — ответил Сергей. — Давайте парни. Зовите ментов. Пускай занимаются.

Олег Валентинович умер лежа на спине. В районе кисти левой руки из-под одеяла что-то торчало. Я откинул покрывало. Оказалось, что это уголок фотокарточки, на которой были изображены его дочери. Кроме этого вместе со снимком лежал клочок вырванного из какой то книги листа. Я поднял его и начал читать вслух: «Не смотря ни на что, пока светит солнце, крутится планета и на ней продолжается жизнь, человек не уходит в никуда. Да, через поколение или два останется совсем мало людей, помнящих его имя, а затем испарится и эта память. Но порывы ветра, которые когда-то наполняли его легкие, не перестанут играть в кронах деревьев. Оброненные им в минуты радости или горя слезы впитаются землей и они прорастут полевыми цветами. Высказанные им однажды мысли будут откликаться эхом из поколения в поколение. Его боль и чувства, так или иначе, знакомы каждому из нас. Ну а завершение этого пути, которого он так боялся и оттягивал всеми возможными способами, ожидает и всех нас». Все остальные молчали. Было очевидно теперь, что он предчувствовал свой конец, понимал, что это может произойти. Но почему же тогда ничего не предпринял?! У него было слабое сердце. Он страдал. Бухгалтер обожал своих дочерей, но не сделал абсолютно ничего, чтобы снова их увидеть, обнять, почувствовать тепло родных прикосновений. Он просто ждал. Настоящий смысл его отношения к этому неизвестен. И мы можем лишь догадываться. Возможно, что вся история Олега Валентиновича о причинах появления в изоляторе, столько раз рассказанная нам, не была правдой. Может быть, своим уходом он обрубал концы и