Не притворяйся - Катерина Лазарева

А где, интересно, Глеб?..

Ощущаю его взгляд даже прежде, чем вижу, что братец стоит где-то недалеко. Не знаю, когда там оказался, но явно недавно – до этого я не чувствовала, как смотрит.

Быстро отворачиваюсь. Не хватало ещё обращать на него внимания… И зачем продолжает там стоять, почему не уходит, почему глазеет? Догадался, что боюсь? Издевается, проверяет меня на прочность?

Да пошёл к чёрту!

Вот только я вдруг, сама не зная, зачем, решительно двигаюсь внутрь… Какие-то секунды, и трубовидная горка буквально засасывает меня в себя.

Смотрю на Настю, желая знать, хватит ли у неё ума слезть с этой горки. Даже мне стоя внизу видно, что боится девчонка. Сидит там сама не своя, чуть ли не ёжится.

А ведь это явно не тот случай, когда стоит бросаться навстречу своим страхам, побеждая их. Это скорее случай, когда не надо изображать из себя то, чем не являешься.

Она как-то неожиданно смотрит на меня. Раз – и наши взгляды встречаются. Ощущение, что даже отсюда пропитываюсь вселенской скорбью, страхом и отчаянием в её глазах.

Детский сад какой-то. Может, пора уже слезть, раз так хреново?

Сестрёнка отводит взгляд, и у меня в горле резко пересыхает. Ощущение, что попахивает чем-то стрёмным. Вот только предчувствий идиотских мне не хватало, как и волнения за эту дуру. Не дождётся.

Я не успеваю просто забить и уйти – Настя ныряет в трубу. Резким, стремительным движением, явно ломающим страх сквозь силу, будто в этом важность какая-то.

Это её решительное действие как удар мне под дых. Вспоминаются тот её взгляд беспомощный и подрагивающее хрупкое тело.

Дождалась всё-таки. Добилась своего – мне не по себе. За весь опыт участия в съёмках в качестве каскадёра всякого повидал, всегда всё контролировал, а тут…

Застываю в странном оцепенении, обводя взглядом изгибы и длину горки. Ощущение, будто всё остальное и существовать перестаёт. Только я и труба, которая засосала в себя сопливую школьницу, которая слишком доверительно жалась ко мне во время поцелуя несколько дней назад.

Теперь её вообще не видно. Дурацкая конструкция у этой горки – даже силуэта движущегося не разглядишь. А если вдруг застрянет или запаникует? Мало ли что. Где хоть какой-то долбанный контроль сотрудников за ситуацией? Таких идиоток вообще пускать на подобные развлечения не надо.

Ну давай уже, плюхайся в воду, сестрёнка ты моя навязанная.

Сжимаю кулаки. Это у меня уши заложило, или тут воцаряется гробовая тишина? Хотя порой она сменяется какофонией звуков и приглушённых голосов. Когда в себя прихожу.

Вообще-то прошло немало времени. Мне надоело ждать. Я просто иду к той самой горке – места там хватит на двоих. Как-то не тянет меня быть свидетелем сопливой драмы с привлечением всех вокруг, лучше перестраховаться.

Никогда не угадаешь, что с тобой случится в любую из долбанных секунд. Мама всегда радела за добро и мир вокруг, а потому сдавала свою кровь. Редкая группа, универсальный донор. И, естественно, перед переливанием ей приходилось сдавать анализы, в том числе и на кровь.

Казалось бы, в таких мероприятиях должно контролироваться всё от и до. И уж тем более туда никак не должна была попасть инфицированная игла. Не говоря уж о том, что никакой иглой нельзя, чёрт возьми, пользоваться повторно.

Но у мамы не было больше подозрений, откуда эта болезнь могла к ней попасть. Осторожность в медицинских учреждениях была вопросом, который подразумевался сам собой. Это как дышать, зная, что вдыхаешь воздух. Долгое время мама вообще даже не подозревала заражения – представить не могла. Списывала своё состояние на обычное недомогание. Ведь она и вправду немного расклеилась до этого, поэтому дальше анализов её очередное донорство не прошло. Организм был ослаблен, сказали приходить в следующий раз.

От СПИДа сейчас почти не умирают – а вот от безразличия очень даже. Тут лекарства не помогут, только погубят.

Конечно, у мамы с папой было не всё гладко и до этого. Но никогда не прощу отца за ту реакцию, что я первой увидел в его глазах, когда он понял, что всё запущено и со здоровьем его жены, с которой прошёл чуть ли не всю свою жизнь. Облегчение. Долбанное облегчение.

Ощущение, что мне одному было не всё равно в той ситуации. Ей было. Ему тоже. Он, видите ли, устал. Пожить захотел, для чего ей умереть понадобилось.

А потом я узнал, что жить он начал ещё даже во время её агонии. Пока мама умирала, пока я пытался её вытащить, пока когда-то крепкая семья рушилась на части.

А потом моему папашке хватило наглости, едва переждав сорок дней, сообщить о том, что он вот-вот женится. Натянуто улыбаться мне в лицо, всем видом безмолвно прося поддержки, фотки мне показывать, о новой женщине и дочке её рассказывать.

Хорошо хоть в глазах его видел, что понимал он всё.

Это не моя семья. Эта долбанная новая семейка не имеет ничего общего со мной. Я не часть её, и никогда не буду.

Я начал копить деньги на покупку отдельной квартиры. Работал как проклятый, брал самые сложные роли, за которые больше платят. Сначала была мысль послать папашу и уехать снимать отдельную хату на следующий же день, как узнал про его скорую женитьбу. Но потом понял, что это не то. Не дам я ему эту свободу, буду мельтешить перед ним с самым угрюмым видом, являя собой хоть какое-то подобие его совести.

Если я уйду сейчас – только облегчу ему участь. Когда ушла мама, не дрогнуло у него ничего. Поскорбел для вида, ну может, немного воспоминания нахлынули, и что-то искреннее было. Но быстро перестроился, свадьбу планирует чуть ли не у неё на костях.

День, когда я узнал о свадьбе, нехило по мне ударил. Даже не помню, что я делал и как, функционировал ли вообще. Очнулся, наверное, только у порога школы будущей «сестрёнки». Сам не знал, каким ветром меня туда принесло и зачем.

Хотел ли я увидеть Настю? Вряд ли. Её лицо и без того впечаталось в сознание. Хватило нескольких фоток в долбанных соцсетях. Она почти не использовала фильтры, толком не позировала, себя не выпячивала. Живая, настоящая. Ещё глаза эти светло зелёные большие, взгляд оленёнка какого-то. Так и не скажешь, что дочка своей мамаши. Та смотрит иначе, увереннее и наглее.

Но даже видя эту разницу, ни на секунду не допускал, что яблочко от яблони далеко упало, или что Настя не в курсе подробностей романа своей любимой мамули.

Ещё тогда, в первый раз глядя на фотки будущей сестрёнки, я решил, что она – лучший вариант для моего окончательного и бесповоротного отдаления от новообразованного подобия семьи. Вряд ли хваткая мамаша смирится, если я испорчу её сокровище. А внешность дочурки вполне вдохновляла на подобные мысли. Я купил билеты в Испанию на каком-то раздрае, который не отпускал почти ни разу за весь чёртов день.