Магнус Чейз и боги Асгарда. Девять из Девяти Миров (сборник)  - Рик Риордан

Я вернулась в Висельный лес, чтобы поразмыслить.

Вы небось тоже зевали в школе на всякой физике с математикой и думали, что эта тягомотина вам в жизни никогда не пригодится. А вот и зря. Я не знаю, что бы сейчас делала, если бы не уроки физики. Потому что на физике меня научили: если привязать один конец веревки к грузу, другой – к устойчивому неподвижному предмету и потянуть за середину веревки, то можно сдвинуть с места самую тяжелую махину.

Один конец моего стебля-веревки уже обвился петлей вокруг арфы. Другой я обвязала вокруг крепкого дерева у подножия холма. Стащив хиджаб, я соорудила из него у себя на поясе что-то вроде упряжи, привязала себя к середине веревки и начала пятиться. Веревка натянулась, образовав туго натянутую букву «V». Если верить урокам физики, арфе полагалось сдвинуться с места.

Только она не сдвинулась.

– И чего стоим? – пробормотала я.

Я развернулась внутри буквы «V» так, чтобы мне было видно и арфу, и великана, и навалилась на веревку всем весом, словно замыкающий в команде по перетягиванию каната. Ногами я изо всех сил уперлась в землю; мышцы зазвенели от напряжения.

Арфа чуточку пошаталась, испустила зловещее бренчание – и замерла.

«Давай, аль Аббас, – мысленно приказала я себе. – Ты сделаешь это! Ты сможешь…»

И тут я потеряла дар речи. То есть дар мысли. Потому что по склону холма бегом поднимался кто-то большой, волосатый и очень быстрый. Затянутый в супероблегающие кожаные шорты. И он бежал прямо на меня.

– Тор! – дико заорала я. – Назад! Или в сторону!

Но он меня не услышал. Я отчаянно принялась распутывать узел на хиджабе. Он развязался как раз в тот миг, когда Тор возник рядом. Я успела набросить хиджаб на голову и шарахнуться прочь. А Тор споткнулся о веревку, так и не сбавив скорости.

Хрясь!

Веревка натянулась – и вырвала дерево из земли точно пробку из бутылки. В то же мгновение арфа вылетела из гнезда.

– Ну что, сработало, – заметила я.

Как я и рассчитывала, струны арфы зашлись в неистовой тревожной мелодии. Колотясь о землю за спиной Тора, арфа голосила все громче и громче. И все дальше и дальше уносилась от спящего великана. Наконец яичный скальд пробудился.

Я взлетела – надо же было удостовериться, что великан всерьез отвлекся на громового бога и ему не до меня. Сверху моим глазам предстало и впрямь сногсшибательное зрелище: Тор бежал себе дальше, за ним подскакивали на веревке вырванное дерево и арфа, а следом, грозя и ругаясь на чем свет стоит, мчался яичный скальд и пытался ухватить арфу на лету. Кстати, если интересно, можете сами посмотреть на «Валькир-ТВ». Я это все сняла на камеру. Ну, как бы нечаянно.

Скальд убрался восвояси, и путь к гнезду был свободен. Я внимательно изучила яйцо. На ярко-красной скорлупе не оказалось ни единой трещинки. Я не такой уж специалист по птицам – но, по-моему, ясно, что Фьялар в ближайшее время вылупляться не собирается. Я даже подумала: а не захватить ли яйцо с собой в Асгард? Тогда роковой петух вылупился бы у нас на виду.

Но на самом деле это ничего не изменит. Фьялар вылупится в Йотунхейме, как было предсказано, однажды он пропоет, и начнется Рагнарок.

Поэтому я просто выполнила то, зачем меня послали:

– Улыбочку! Снимаю!

– Я уже говорил и повторю снова… – Я откинулся на спинку дивана в гостиной девятнадцатого этажа и похлопал себя по животу. – Пицца из «Сантарпио пиццы» стоит того, чтобы тайком за ней мотаться. – Я потянулся за новым куском.

– Угу. Тебе уже хватит. – Мэллори закрыла коробку с остатками пиццы. – Отнесу это Хафборну. Он весь день безвылазно сидит у себя в номере, Хель знает чем занимается. Наверняка забыл пожрать, тупица накачанный. Еще увидимся.

Я вяло помахал ей и растянулся на диване, абсолютно довольный жизнью. Моя верная винтовка и штык из костяной стали лежали под рукой. Тепло от огня, танцующего в камине, обволакивало меня словно пуховое одеяло. Веки налились тяжестью. Я задремал и, как говаривала моя матушка, погрузился в мир грез.

То есть это я сначала решил, что я погрузился в мир грез. Но каменная пустыня, пробирающая до костей сырость и глухие стоны, которые нес ветер, казались слишком уж реальными, чтобы быть просто сном. Настоящими и устрашающими. Каким-то образом я очутился в ином мире. Мне, конечно, говорили, что, если наесться пиццы перед сном, будут мучить кошмары, но я не подозревал, что от этого можно перенестись в другой мир.

Потом я услышал крик:

– Па-а-астронись!!!

Резко обернувшись, я увидел, что ко мне, словно локомотив на полном ходу, несется Тор. Руки его ходили как поршни, а кожаные шортики в стиле Дейзи Дьюк[3] сползли, открыв то место, куда солнце обычно не попадает. Сон это был или нет – но стоять на пути у такого явно не стоило. Я отскочил назад, и Тор в спешке промчался мимо меня вперед, чтобы его не догнало по башке то, что волочилось у него в кильватере. Насколько мне удалось разглядеть, это было дерево и, кажется… арфа?

– Ладно, – сказал я себе. – Что было, то было.

Я проводил глазами Тора, который бежал зигзагами по бесплодной местности у подножия зазубренных скал. Но тут внезапно раздался громкий лай. Из пещеры на вершине утеса, как раз над Тором, появился здоровенный пес. Огромный, как грузовая фура, черный с рыжими подпалинами зверь уставился вниз, на пребывающего в счастливом неведении бога с его сокрушительным «йо-йо». При этом пес тяжело дышал и улыбался во всю пасть. Он снова залаял – как мне показалось, весело – и припустил за Тором и деревом. Когда он сбегал вниз по крутому склону, рыжие подпалины с него сползли. И я вдруг понял, что это никакие не подпалины. Это кровь. Морда, шерсть и лапы псины были в крови.

Понимание накрыло меня, как раз когда Тор, а за ним и пес исчезли вдали. Я попятился и тяжело опустился на ближайший валун.

– Гарм, – произнес я вслух. – Страж Хельхейма и…

– …убийца твоего отца.

Женский голос раздался у меня над самым ухом. Я резко развернулся – и перед глазами у меня заплясал калейдоскоп цветных вспышек. А когда зрение прояснилось, я обнаружил, что уже не сижу посреди пустынной местности, а стою в огромном зале возле трона, сделанного из обугленных бревен. С потолка до самого пола из отполированного черного мрамора свисали серые портьеры. Вдоль одной из стен стояли гротескные бронзовые статуи людей, страдающих от боли, горя и ужаса. Вдоль противоположной стены тоже выстроились статуи, но те, наоборот, изображали радость, веселье и любовь. Я предпочел смотреть в ту сторону.