Зинаида Серебрякова. Мир ее искусства - Павел Сергеевич Павлинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
З. Е. Серебрякова. Крестьянка за прялкой. 1910. Челябинский государственный музей изобразительных искусств
Среди новостей осени — зимы 1910/11 года, которые, наверное, не могли не заинтересовать семью Бенуа — Лансере — Серебряковых: в октябре — выход бывших «мирискусников» из «Союза русских художников» и образование обновленного петербургского объединения «Мир искусства» (хоть Александр Бенуа и был против возврата самого названия), в ноябре — смерть Льва Толстого, в декабре — открытие выставок объединений «Бубновый валет» в Москве и «Мир искусства» в Петербурге.
История избрания Серебряковой в члены нового петербургского объединения до сих пор до конца не ясна. Ее кандидатура была одобрена общим собранием еще в конце 1910 года. Поэтому в своих анкетах парижского периода она указывала именно 1910 год как начало своего членства. Как вспоминал Александр Бенуа, причисление Зинаиды «к группе „Мир искусства“ произошло само собой. Нам же, художникам „Мира искусства“, было лестно получить в свои ряды еще один и столь пленительный талант»[39]. Однако в первой выставке объединения в Петербурге (29 декабря 1910 — 6 февраля 1911) Серебрякова не участвовала. В начале 1911 года новое расширенное собрание отклонило членство уже избранных Замирайло, Локкенберга, Ларионова, скульптора Кузнецова, архитектора Таманова и Серебряковой, что привело многих в негодование[40]. Александр Бенуа был в это время во Франции, реакция самой Серебряковой неизвестна.
З. Е. Серебрякова. Портрет писателя Г. И. Чулкова. 1910. © ГБУК РО «Таганрогский художественный музей»
Тем не менее 26 февраля — 27 марта 1911 года она все же впервые экспонировалась на выставке «Мир искусства». В Москве, в помещении Литературно-художественного кружка она скромно выставила портреты Чулковых 1910 года и четыре этюда. Новыми экспонентами объединения тогда стали Наталья Гончарова, Мартирос Сарьян, Николай Сапунов.
В творческом плане 1911–1913 годы были для художницы очень продуктивными. Она много экспериментировала в отношении композиции, цвета, передачи сложных эффектов освещения. Как и Серов в последний период творчества, она ищет новые выразительные возможности разных техник. Серебрякова пишет портреты своих родных: Елену Лансере (жену брата Николая; 1911), сестру Соню и ее мужа инженера Александра Даниэля, приехавших в Нескучное из Китая летом 1911 года вместе с двумя детьми и няней-китаянкой; Катю Эдвардс (двоюродная сестра художницы; в замужестве Соколова; 1912), свою мать (1912), сестру Екатерину Зеленкову и своего мужа Бориса (1913). Эти образы очень разные, но во всех превосходно передан характер. Для более молодого поколения выбирается пейзажный фон (портрет 20-летней Кати Эдвардс). Очень характерна своим символизмом композиция Кормилица с ребенком (1912) с открытым окном и фруктовым садом, невольно заставляющим вспомнить портреты эпохи Возрождения и даже ренессансных Мадонн.
З. Е. Серебрякова. Портрет Н. Г. Чулковой. 1910. Коллекция Петра Авена
Еще больше аналогий с классическим искусством возникает при взгляде на одну из первых картин Серебряковой с обнаженной натурой, Купальщица (1911): от античных статуй до образов Венецианова. Скорее всего, именно к этому портрету относятся слова Екатерины Николаевны: «Зинуша не принимает почти никакого участия в нашей жизни, так как весь день рисует. Погода стала лучше и иногда можно рисовать натурщицу в саду»[41].
Погруженность в творчество не вызывало нареканий в семье: считалось нормой, что кто-то рисует и не принимает активного участия в других занятиях; все члены семьи много рисовали, никто не обижался, если из-за занятий живописью кто-то меньше внимания уделял другим домашним мероприятиям. В семье Лансере царил дух демократии, каждый мог заниматься чем хотел.
Уже в следующем году художница задумала первую большую многофигурную картину Баня, в которой продолжила изучать обнаженную натуру. Ее этюд 1912 года со сложным изгибом фигуры слева удивительно передает пластику женского тела. Правая часть композиции с девушкой, льющей на себя воду, гораздо динамичнее и более импрессионистична по исполнению. Такой диссонанс двух половин, возможно, заставил художницу вернуться к сюжету в 1913 году — другой вариант картины был завершен, по воспоминаниям кухарки Василисы Дудченко, уже в мастерской в Петербурге на Васильевском острове. Еще раз к теме русской бани Серебрякова обратится уже в Париже в 1926 году.
З. Е. Серебрякова. Портрет О. К. Лансере. 1910. Частное собрание
В 1911 году художница вводила элементы театрализации в свои автопортреты со сложными эффектами освещения в интерьере (Пьеро, Этюд девушки). А Автопортреты в шарфе предвосхищают ее интерес к Востоку. И не случайно веснами 1911 и 1913 годов она жила в Крыму (в Гурзуфе и на даче троюродной сестры Софьи Лансере Хризолит в Симеизе, проездом была в Ялте и Бахчисарае). Здесь она не только писала акварелью и темперой горы, долины, деревья, но и портреты татар в их красивых национальных одеждах. Интерес к этнографии Серебрякова, возможно, унаследовала от отца.
22 января 1912 года у Зинаиды и Бориса Серебряковых родилась дочь Татьяна. Выставленные в январе — феврале 1912 года в Петербурге (Невский проспект, 45) картины Серебряковой Купальщица и Этюд девушки (Автопортрет) после закрытия выставки были приобретены Русским музеем императора Александра III и 12 марта того же года воспроизведены на открытках Общества Святой Евгении.
З. Е. Серебрякова с детьми Татой и Шурой в Нескучном. 1912
Лестные для художницы слова по поводу выставленных работ написал Борис Кустодиев в письме Федору Нотгафту от 16 марта 1912 года: «Мне очень понравилась Серебрякова, а Рубинштейн Серова — нет»[42]. Позиция значительной части художников и критиков того времени была схожей. Сергей Глаголь особо подчеркнул странное изменение вкусов у Серова и даже некоторое приближение к Матиссу[43]. Тем не менее и Зинаида Серебрякова, возможно под влиянием Серова, разрабатывала новый тип артистического портрета, родственный обнаженным или полуобнаженным портретам мифологических персонажей старых мастеров. Она исполнила портрет балерины Веры Фокиной, вероятно не понравившийся самой артистке и потому оставшийся малоизвестным.
С осени 1912-го по лето 1913 года Серебряковы жили в Царском Селе, в пяти минутах ходьбы от дворцового парка, в двухэтажном доме на углу Малой и Леонтьевской улиц, по соседству с Мариинской женской гимназией. Он был построен в 1844–1845 годах по проекту Д. Е. Ефимова, предположительно во время войны был разрушен, и в 1990-е годы на его месте возвели Царскосельскую гимназию искусств имени Анны Ахматовой. В отсутствие императорской семьи Серебрякова часто гуляла по царскосельскому парку и создавала особые пейзажи — виды-элегии городских и дворцовых парков. Впоследствии, в парижский период, именно эта грань ее таланта — умение изображать мир вокруг опоэтизировано — раскроется