Жил-был стул и другие истории о любви и людях - Е. Е.
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В кафе всегда кто-нибудь есть. Такой же потерявший что-то в жизни и вместе с этим чем-то себя; две молодые девушки – лихорадочные жесты, быстрые затяжки сигаретой. Их разговор состоит из одних почти возгласов, междометий и местоимений и понятен только им. Интонации – только вопросительные и восклицательные. С кем-то она там кого-то увидела, и они пошли, а она уже давно догадывалась, потому что идут уж очень часто смс, ну и всякое такое… Наверное, лучше это могли бы описать бармены. Сколько раз они видели по ночам, а то и днем, устремленные в точку глаза, слышали бессвязные монологи, наблюдали сумбурные встречи и разговоры – все о разном, но на самом деле об одном и том же. Были вот он и она. А стали – он, она…
…Но в этом кафе все не так. Это французский молодежный горнолыжный курорт. Ужасно тусовочное место. Сюда приехали отдыхать и развлекаться. Крутить легкие романы. Может быть, даже признаться друг другу в чем-то наконец. Провести со случайным партнером одну ночь, получить фантастический секс.
И потому здесь очень шумно, накурено, смех, постоянно кто-то приходит, все ему кричат, а ему надо попасть сразу в две компании, места не найти, кто-то сидит здесь с средины дня, так и не дойдя до номера отеля и не сняв лыжные ботинки, официанты сбиваются с ног, забывают или путают твой заказ, не успевают убрать со столов и поменять пепельницы, все время тебя кто-то задевает, хорошо ещё если обернется и что-то извиняющееся проговорит, приложит руку к груди, улыбнется, а то ведь просто не заметит, что сел тебе на голову, музыка, движения в такт ей, объятия, улыбки, смех… Нет, это не то место. Здесь нельзя спокойно грустить – не хватает ему атмосферы, плавности, умиротворенности, уюта и размеренности – все слишком быстро, суетно, легко и как-то не по-настоящему… не глубоко. Слишком много жизни…
Мне неудобно занимать целый столик, а пить только кофе. Я заказываю баккарди-кола. Не то что бы это мой любимый напиток, но это единственное, что я могу узнать в меню. И напрасно я это делаю. Сразу куда-то отплываю, все, что помогало держаться отпускает… жалость к самому себе… и черт те что лезет в голову, всплывает из памяти, искажается, наполняется новым смыслом…
STORIE. Что нужно, чтобы сломать человека? Чтобы внутри него рухнуло все? Чтобы захотелось рвануть на себе одежду?! Чтобы слезы брызнули безудержно?! Чтобы так же безудержно захотелось орать, биться головой об стену?! Чтобы стало тесно и душно в этом мире?!
Мне тогда хватило просто услышать Рикардо Фольи. Здесь, на французских курортах редко заводили старых итальянцев.
И эта его вещь была как удар ниже пояса. Так все совпало неудачно… и вот только его и не хватало. И сразу все вспомнилось: что было сколько-то там… восемнадцать или двадцать лет назад. И эти воспоминания, даже не воспоминания, а мгновенные ощущения от них, просто сразили меня. Колени подогнулись, потекли слезы…
Это был, наверное, год 85-й. Итальянцы были всюду – телевизор, радио, дискотеки, дома, у друзей. В ресторанах их исполняли. Наверное, занимались звукоподражанием… Одни и те же мелодии, похожие голоса, одинаковые слова, но они все прибывали… Умберто Тоцци, Франко Калифано, Гианна Нанини, Пино д’Анжио, Пупо… Конечно, Рикардо Фольи. Как там назывался этот диск? Невозможно было достать… История?! Да! Точно! Стори. Storie… Так же как первая и лучшая вещь на этом диске… И был ноябрь. Холодный, сухой. Они прогуливали лекции. Бродили по Ленинскому проспекту. Замерзли – не то слово. Потом пили кофе в «Шоколаднице». Взбитые сливки. Сосиски с горчицей и мягкие, свежие булочки, такие пресные на вкус…
И тогда она сказала, так, будто случайно вспомнила, что у неё дома есть этот диск, что папа недавно где-то достал через знакомых, что можно поехать и послушать. И было ещё что-то. Неуловимое. В предложении? в словах? во взгляде? Но было понятно: диск – это так… предложение…
повод…
И там дома, в сумраке, почти уже в темноте ноябрьского дня… она только включила музыку… чуть коснулась штор… села рядом… и нахлынуло всё, и появились новые чувства и ощущения, и что-то изменилось в них самих… Впервые – прохладная кожа, впервые – нежная прохладная кожа под свитером, накинутом на голое тело, впервые – всё, к чему он прикасался, давало ответную реакцию – вздох, дрожь, движение навстречу, впервые – она взяла его за руку и скользила теперь уже ею по своему телу, разрешая то, чего он сам раньше никогда не делал, останавливалась, замирала, сжимала его ладонь… Закрытые глаза, прохладная кожа, отзывчивое тело.
В тот ноябрьский вечер они не спешили, ограничившись только прикосновениями. Рикардо Фольи… Стори… История… любовниками они стали только месяца через полтора. Как раз в новогоднюю ночь…
Кто-то спросил, что у меня с лицом. Я ответил, что ветер, и это могло сойти за правду – спускался я быстро, и слезы нет-нет да и появлялись на щеках.
Мы отдыхали. Фляжка с коньяком. Шоколад. Лица повернуты к солнцу.
Ольга, так мне казалось, не обращала на музыку никакого внимания. Излагала свое видение очередного маршрута. А может, делала вид, что не обращает? Когда-то эта музыка срабатывала как условный рефлекс – надо было обязательно дать понять другому, что помню, помню. Как там они говорили про эту мелодию? Это наше?!
Ну, а сейчас, я стоял, слушал. Мгновения того дня всплывали, растворялись. Потом я скользил дальше в своей памяти, снова возвращался… Набережная вспомнилась, кинотеатр «Ударник», фильм какой-то с Филатовым… не досмотрели до конца… следователя он играл, вроде… а на выходе из кинотеатра столкнулись с куратором их потока… и тоже что-то такое… не один он был, вроде, а? Симпатичный мужик, не моргнув глазом сказал что-то… ну, дескать, правильно, а что ещё делать?!
Через два года они всерьез размышляли – не включить ли его в список приглашенных на свадьбу… И с мамой её тогда впервые познакомился – столкнулись в дверях, когда уходил… А вот как ехал домой в тот вечер в памяти не осталось. Тогда ещё можно было доехать двумя маршрутами 1 и 113… Вообще тогда всё было сложно. Радостно, счастливо, но и сложно одновременно. Он ещё так и не расстался со своей первой любовью, а уже пришла и захватила новая…
Неужели она ничего, ничего этого не помнит?
Неужели для неё это больше ничего не значит?
Куда все делось? Такая вот стори…
Я и я. Сплетни… слухи… взгляды… шепот… молчание…
Пока тебя это не касается, значения этому не придаешь. Даже когда сам обсуждаешь кого-то. Даже когда смотришь в глаза того, чья жена была вчера, а может, и сегодня с тобой… Ну, была… и что?
Сколько вокруг всего происходило, сколько расставались, мучились наверно. И вот пришло к тебе. И как остаться самим собой? Как самому видеть во взгляде, брошенном на тебя, только взгляд? В секундной паузе в разговоре, когда ты вошел в комнату, просто паузу? В чьем-то радостном приветствии – просто радость?
Для меня теперь все наполнилось каким-то иным смыслом. В том, как говорили, как рассаживались за столом, как обращались ко мне, как шутили и о чем, как смотрели – в любом жесте, в повороте головы, в каждом мгновении мне казалось что-то в мой адрес… Кажется, даже если говорили о погоде, о вине, я слышал что-то другое…