Атака мертвецов - Андрей Расторгуев

Стой, не стой, а ехать-то надо. Не то действительно, чего доброго, прямо здесь придется хоронить умерших. Всеми правдами и неправдами Буторов упросил-таки, чтобы их отряд пропустили. Наконец, они вклинились в колонну. Ехали бесконечно долго, все время шагом.

Несмотря на вечер, стояла невероятная духота. Виной тому была поднятая пыль, в которой задыхались люди, болели глаза, пересыхали глотки. Раненые стонали, просили пить. Пришлось остановиться и дать им воды. Когда тронулись дальше, хвост шедшей впереди колонны скрылся из виду. Образовался приличный разрыв.

Впереди показался мост через реку. Там забегали, стали показывать знаками, чтобы скорее переходили на противоположный берег.

– В чем дело? – спросил Буторов у солдат на мосту.

– Взрывать будем, – пробасил какой-то здоровенный сапер. – Тут перед вами колонна кончилась. Так мы думали, что уж все. Никого не будет. Хотели того… А тут вы.

– Вы что? Белены объелись? – взвился в седле Соллогуб. – Да за нами еще на несколько верст войска тянутся.

– Ничего не знаю. Нам сказано, мы делаем. Счас пройдете, если через полчаса за вами никто не объявится, то и рванем…

Так и получилось, что в Гумбинен отряд Буторова вошел последним…

Чуть светало, когда Николая потребовал к себе комендант.

– Соседняя полустанка дала знать о появлении немецкого разъезда, – сообщил он, заметно волнуясь. Мясистое лицо на этот раз было бледнее, чем шторка на окне его кабинета.

– И что вы намерены делать?

– Что и должен. Отправлю подрывной поезд и взорву станцию. Всех предупредил, только вы остались. Вот…

– Господи! – Буторов потер виски. – Все всё взрывают. Что за сумасшествие!

– Это сумасшествие называется войной, – обронил печально комендант. – Эвакуируйтесь. Чем быстрее, тем лучше.

– Хорошо. Где мой дежурный санитар? Пошлю его собирать отряд…

Выехали быстро, еще сонные. Но утренняя прохлада скоро всех взбодрила.

Порожний обоз рысью катил по пустынному шоссе. Где-то впереди лежал Сталюпенен[14].

– Господин капитан! Господин капитан!

Поначалу Борис даже не понял, что обращаются к нему. Капитанов здесь хватало. Мало того, что штаб следовал полным составом со всеми обслуживающими командами, так еще и в общей колонне между пехотными полками шел. Впереди верхом командир корпуса, за ним начальник штаба, затем офицеры штаба, которые с лошадьми, а следом безлошадные на десяти автомобилях. Правда, скорость была не больше, чем у пеших. А еще слева и справа от штабной колонны с дистанцией саженей в пятьдесят скакали по целине два взвода казачьего конвоя. Очевидно, чтобы уберечь родных командиров от нападения из засады. Не успели вступить в бой, а противника уже опасаются.

Вообще эта странная боязнь возникла у командования, как только поезд прибыл на станцию разгрузки. Там, на вокзале, их ждал начальник штаба фронта генерал Орановский[15]. Он сразу потребовал командира корпуса к себе, и тот не замедлил явиться, прихватив заодно и Сергеевского с Огородниковым.

Перед войной Орановский уже в чине генерал-лейтенанта занимал пост начальника штаба Варшавского военного округа. Ему не было и пятидесяти. Выглядел соответствующе: небольшая голова на сравнительно тонкой шее, туго стянутой воротником застегнутого на все пуговицы мундира; округлое, холеное лицо; большой лоб; короткая прическа с левым пробором и жиденькой, уложенной вправо челкой; аккуратно подстриженные усики; просветленный, прямой взгляд. Сейчас, правда, припухшие веки нависали над глазами, превратив их в узкие щелки, что придавало лицу генерала тоскливое выражение.

Причина этого стала понятна, когда он произнес:

– Господа офицеры, вынужден вам сообщить, что положение на фронте сложилось угрожающее. На сегодняшний день с полной уверенностью можно сказать, что Вторая армия Самсонова потерпела крах. Ее разбитые части в беспорядке отходят из Восточной Пруссии. Сам генерал Самсонов, по непроверенным данным, застрелился.

Неожиданное известие произвело эффект звонкой пощечины. Пусть все уже и так знали о тяжелом положении Второй армии, но какой бы трудной ни была ситуация, каждый тешил себя надеждой на лучшее.

В душе заскребли кошки. Подавленное настроение и явная растерянность Орановского только усугубляли и без того тягостное чувство надвигающейся беды. Борис вдруг понял, что дела здесь идут из рук вон плохо, а в управлении фронтом царит паника на пару с полнейшей неразберихой. От столь неожиданного для себя открытия он испытал ужасный душевный гнет и недоумение.

«Значит, молва не врала», – подумал в растерянности, вспоминая те нелепицы, которые слышал в пути на разных станциях, в особенности здесь, по приезде. Кто-то говорил, что Самсонов погиб, кто-то уверял, что попал в плен. Другие же вообще рассказывали нечто несуразное. Якобы штаб Второй армии, располагаясь где-то в лесной сторожке на пересечении германских шоссе, внезапно был окружен колоннами броневых автомобилей, невесть откуда там взявшихся, и уничтожен в тылу своих же войск. Одному лишь генералу будто бы удалось выскочить в окно и лесами добраться до Варшавы. Самое странное, что этим слухам безоговорочно верили. Причем не кто иной, а высокое корпусное начальство. Командиры, лишенные привычного представления о войне, чувствовали себя совершенно выбитыми из колеи. Повсюду им стали мерещиться бронеавтомобили, шпионы, засады и прочие неприятельские козни. Такое настроение иначе как паникой не назовешь. Она быстро распространялась по корпусу, отравляя абсолютно всех – от высших чинов до рядового состава. И шла не откуда-нибудь, а от собственного охваченного страхом командования, приведенного в полную негодность одними только слухами о самсоновской катастрофе. Говорят, рыба гниет с головы? Боже, как это верно!

В тот день Орановский не только огорошил плохими новостями и без того перепуганных Бринкена с Огородниковым, на бледные лица которых больно было смотреть, но и обрисовал общую задачу корпуса.

– Вы переданы Северо-Западному фронту, – говорил он слегка неуверенно, подолгу разглядывая карту и размышляя чуть ли не над каждым словом. Будто и сам не знал, как поступить с нежданно-негаданно свалившимися на голову четырьмя Финляндскими стрелковыми бригадами, мортирным артдивизионом, двумя сотнями Оренбургских казаков, саперным батальоном, авиационным отрядом с машинами, почти непригодными к полетам, и Донским казачьим полком, вместе взятыми. А это без малого тридцать два батальона при ста тридцати вьючных пулеметах, сто десять орудий, девять сотен конницы да шестнадцать полковых команд в придачу. – …Направляетесь по двум железным дорогам: часть эшелонов уже ранее прошла на Белосток-Граево, часть вместе с вашим штабом убудет на Сувалки-Августов. Корпус должен встать между Первой армией Ренненкампфа и остатками Второй. Сосредоточение основных сил в районе Лыка[16]…