В одно мгновение - Сьюзан Редферн

– Вы обещали блины!

На этот раз мама его просто игнорирует.

– Блины! – Оза нельзя игнорировать.

Вэнс натягивает шапку:

– Хотите торчать тут – пожалуйста. Я иду за помощью. Хлоя, ты со мной?

Хлоино лицо залито кровью, она все еще прижимает к ране мамин шарф. Она переводит глаза с Вэнса на остальных и обратно.

– Нет, Хлоя останется, – говорит мама. – И ты тоже, Вэнс. Джек прав. Нужно дождаться утра.

– Хлоя? – настаивает Вэнс, раздувая ноздри, с вызовом щуря глаза.

Она встает, пошатываясь от слабости.

– Хлоя, – говорит мама, и в ее голосе слышится страх, – ты должна остаться.

Вэнс притягивает Хлою к себе, властно обнимает за плечи. Мама тянется к ней:

– Хлоя, нам нужно держаться вместе.

Она даже не догадывается, что именно эти слова подталкивают мою сестру к решению. Хлоя откладывает мамин шарф, отворачивается и неуверенно пробирается к разбитому лобовому стеклу, изо всех сил стараясь не смотреть на мой труп, крепко сжимая зубы и дрожа. Вэнс идет прямо за ней и практически выпихивает ее наружу.

– Останови ее, Энн, – стонет папа, но мама ничего не может поделать.

Она просто стоит в кабине, глядит в черноту сквозь разбитое окно, но Хлою и Вэнса тут же поглощает снег, и они исчезают во тьме.

– Блины! – не смолкает Оз. – Я хочу есть!

Все делают вид, что Оза здесь нет, и только папа бормочет:

– Оз, блинов не будет, не сегодня. Позаботься о Бинго. Бинго тоже хочет есть, но у нас нет еды. Ему страшно, потому что он ничего не понимает. Ты должен о нем позаботиться.

От напряжения, которого папе стоила эта речь, у него закатываются глаза, и он теряет сознание. Но его слова действуют на Оза потрясающим образом. Папа единственный, кто действительно понимает Оза. Мой брат перестает орать и переключается на новую задачу.

– Мо, спусти меня, – говорит Оз. – Папа говорит, я должен позаботиться о Бинго.

Меня слегка удивляет, что он обратился к Мо. Но, оглядев всех, кто остался в фургоне, я признаю, что Оз сделал правильный выбор. У меня щемит сердце от мысли о том, что он уже нашел мне замену.

Даже теперь мама не смотрит на Оза. Она избегает его: точно так же некоторые люди не любят смотреть на собственное отражение, не желая видеть то, что видят все вокруг. Природа жестоко пошутила над мамой: из всех нас на нее больше всего похож именно Оз – у него та же золотистая кожа, те же карие глаза с длинными ресницами. Но, глядя на Оза, мы словно видим мамино отражение в кривом зеркале – искаженное, грубо преувеличенное. С самого его рождения мама просто не может на него смотреть.

Мама так и стоит, глядя в темноту и сжимая кулаки. Я знаю, что она никак не может решить, идти ли ей следом за Хлоей. Я чувствую, как она делает выбор. Невозможный выбор. Дочь ушла в морозную чащу. Сын и раненый муж остаются в фургоне. И еще Мо. Я умоляю маму остаться – из чистого эгоизма.

Мо встает, дрожа с головы до ног, аккуратно обходит папу и добирается до Оза. Кайл бросается к ней, желая помочь. Вместе они отстегивают ремень безопасности и помогают Озу встать.

Оз тут же устраивается в углу за водительским сиденьем и подзывает к себе Бинго. Он шепчет псу:

– Я знаю, ты хочешь есть, но надо подождать. Все хорошо. Все нормально. Я о тебе позабочусь. – Оз ворошит шерсть Бинго.

– Надо чем-то закрыть окно, – говорит Кайл, указывая на разбитое лобовое стекло.

Его слова вырывают маму из транса. Теперь ей уже поздно принимать решение: она слишком долго бездействовала, и потому ей придется остаться в фургоне.

– Он прав, – говорит мама, сморгнув слезинки. – Мы сможем пережить ночь, только если укроемся от снега и ветра.

Все осматриваются. В Миллер-мобиле нет почти ничего полезного. Это не настоящий дом на колесах, скорее фургончик для коротких выездов на природу, металлическая коробка со столом и сиденьями, которую можно набить досками для серфинга, каяками или велосипедами.

– Снег, – говорит Мо. – Возьмем доски от настольных игр и палки, если сумеем их найти, а поверх сложим стену из снега, как делают эскимосы.

Мо умница. Я уверена, что однажды она совершит что-нибудь великое. Она прямо как Макгайвер[4]: дайте ей скрепку и изоленту, и она смастерит реактивный самолет. Кайлу не нужно повторять дважды. Он тут же натягивает перчатки и пробирается к окну. Следом хромает дядя Боб, за ним ползут мама и Мо.

Мама оборачивается, морщится от резкой боли. Она медленно выдыхает, ждет, пока боль отступит, и говорит:

– Мо, останься в фургоне.

– Я могу помочь, – говорит Мо. У нее посинели губы, а зубы стучат.

– Останься, – твердо повторяет мама, и на этот раз Мо ей не возражает.

Мама вылезает наружу, а Мо возвращается к папе. Она неудержимо дрожит, но все-таки умудряется расстегнуть ему куртку и вытащить его руки из рукавов. Она скрещивает их у него на груди, снова застегивает куртку и завязывает рукава узлом, так что куртка превращается в кокон и папины ладони оказываются в тепле.

От всех этих маневров папа приходит в себя.

– Финн? – бормочет он, глядя по сторонам широко распахнутыми глазами. Он явно ничего не понимает.

– Это я, мистер Миллер, – говорит Мо дрожащим голосом.

Поняв, что это не я, папа начинает плакать, и слезы замерзают у него на изрезанных щеках.

– Спасибо, – говорит он и снова отключается.

Мо смотрит на его ногу и морщится. Ее пугает не кровь, а мысль о том, как ему больно. Я вижу, что она хочет, чтобы он подольше не приходил в себя. Она переводит взгляд на его лицо и вдруг замечает что-то в кармане его куртки. Это перчатка. Мо запихивает ее поглубже в карман.

В фургоне страшно холодно, но на улице во много раз холоднее. Ветер свирепо ревет, сбивая снег в твердые куски льда, которые хлещут по коже, разрывая ее. Мама поднимает голову, смотрит вперед, сощурив глаза, пытаясь обнаружить следы Хлои и Вэнса, но ничего не видит. Перчатки есть только у Кайла. Мама обмотала руки шарфом. Дядя Боб заползает обратно в фургон, я следую за ним.

– Оз, дай мне свои перчатки, – говорит дядя Боб, добравшись до моего брата.

Плохая идея. Оз все еще сжимает Бинго, гладит его одетой в перчатку рукой. Оз одет очень тепло, потому что папа пообещал, что после ужина они с ним слепят снеговика прямо перед рестораном: они делают так каждый раз, когда мы бываем в «Поместье гризли».

Мо глядит на карман папиной куртки, но ничего не говорит.