Последняя Академия Элизабет Чарльстон  - Диана Соул

– Не сопливусы, а соптимусы. Через два месяца. А что? – немного отвлекаясь, спросила она.

– Хочу взять у тебя пару кустов и высадить их под окнами магистра Ризмар, – устало призналась я, потому что эта мысль упорно не желала покидать мою голову.

Рядом рассмеялась Виктория.

– Отличный план, Лизбет, – через хохот произнесла она, уже привычно сокращая мое имя. – Пусть они сожрут этой дряни голову, ну или хотя бы пару пальцев. Чтобы эта злыдня на зачеты не пришла. У нас как раз через два месяца первый!

Так я узнала, что с профессором истории нелады фактически у всех в академии, кроме…

– Да как вы можете? – возмутилась Хиткович. – Эти растения предназначены совершенно для других целей. А магистр Ризмар – прекрасная женщина, преданная профессии и науке.

– Бла-бла-бла, – отозвалась со своей кровати Виктория, чем, похоже, окончательно взбесила Хельгу.

Та подскочила с кровати и, отбрасывая недочитанную газету почему-то в мою сторону, кинулась на соседку. С кулаками.

Но драка не состоялась.

Не дойдя до кровати Стоун и двух шагов, Хиткович уткнулась в незримую стену, да так сильно, что, стукнувшись об нее, приплющила себе нос до крови.

– Ах ты! – еще больше взревела несчастная.

Но Виктория была невозмутима. Она достала из воздуха тот самый блокнот со схемами и с видом сумасшедшего ученого принялась его заполнять.

– Ага, так и запишем, – показательно громко продекламировала она. – Защита от сумасшедших мышек работает. Лапушка в безопасности!

– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а, – взревела Хельга и умчалась прочь из комнаты, по всей видимости, в медпункт залечивать нос.

Двери за ней громко захлопнулись, а я, посмотрев соседке вслед, искренне ее пожалела.

– Зря ты так с ней, Виктория, – укоризненно произнесла я. – Она не заслужила подобного обращения.

– Да неужели? – вскинула бровь соседка. – Заметь, это не я на нее с кулаками бросилась, а она меня ударить хотела. А стена – всего лишь самозащита для меня и Лапушки.

Виктория посадила свою чудесатую куклу на подушку и бережно прикрыла ее одеялом.

– Ладно, мне пора. Через час пары. Кстати, у нас с тобой сегодня совместная лекция у Фенира. Кто-то в расписании додумался совместить общемагический факультет вместе с ведьмовским. Так что сядем вместе, заодно поможешь мне за ним понаблюдать. Нам нужно будет составить график частоты бросаемых на меня взглядов и мечтательных вздохов. Пора бы ему уже начать проявлять знаки внимания более активно.

– Нам? – удивилась я тому, как быстро меня припахали в работу над чужим проектом.

– Ну конечно же нам, – усмехнулась Виктория. – Кроме тебя и Хельги никто не в курсе о Лапушке. Но ее имя я не готова вносить в список помощников.

– А мое, значит, внесешь? – не поверила я такой щедрости.

– Само собой, – легко пообещала соседка и даже похлопала меня по плечу. – Все, Лизбет. Не скучай, я побежала.

Через пару мгновений дверь закрылась и за ней.

Так я впервые за долгое время осталась в комнате одна. Возможно, следовало бы тоже выйти пораньше и поспешить под двери аудитории, но я решила, что могу позволить себе еще минут десять отдыха. Например, за чтением газеты.

Развернув оную, я погрузилась в сводки местных Карингтонских новостей. Вот опять авария на переходе Пикси, кто-то сорвался в обрыв. Новый громкий арест какого-то преступника – Серые Пастыри провели задержание. Свадьба дочери мэра Мойса. Ну и так далее, много-много не особо интересной для меня информации.

По давней привычке я перевернула газету на последнюю страницу и заглянула в колонку, которая всегда интересовала меня больше всего. Некрологи.

Да, знаю, странное хобби. Но для меня было что-то успокаивающее в их чтении, особенно когда я не находила знакомых фамилий. Или находила. Например – свою вымышленную, которую в очередной раз решила похоронить, прежде чем кто-то догадается совместить разные трагические события с моим появлением. И понять, кто я такая…

Хотя я сама, если честно, не до конца понимала природу своего дара. Просто знала – если поймают, мне конец. Серые Пастыри предпочитают держать таких, как я, взаперти, а еще лучше в магической изоляции… а то, по мнению простого народа, мы беду кликаем. Приносим ее всюду – где бы ни появлялись. И проще избавиться от такой, как я, чем объяснять каждому, что он ошибается.

Итак, некрологи.

Я пробежалась по пяти столбикам взглядом, поскорбела вместе с прихожанами церкви святого Гоблина, у них умер святой орк. Опечалилась кончине местного художника, великий был человек. И даже уход неизвестной Сьюзен Колинз заставил взгрустнуть.

Я уже готовилась отложить газету, когда что-то кольнуло меня в грудь и заставило перечитать последний некролог еще раз.

“Коллектив гостиницы «Пристань путника» скорбит о потере Сьюзен Колинз. Она была лучшей сотрудницей и запомнилась всем нашим клиентам как превосходная актриса и певица. Светлая память тебе, наша солнечная Сью…”

Солнечная.

Рыжая.

В памяти вспыхнул образ той самой придорожной гостиницы, где я ночевала до приезда в академию, и утро, когда встретила Виктора Фенира. Он ведь спустился тогда с двумя девушками, и я точно помнила, что одну из них звали Сью, более того, кажется, я видела ее в своем видении позже…

Только потом забыла.

Она просто выскользнула у меня из головы, а ведь я даже собиралась наведаться в трактир снова. И вот сегодня прочла, что девушка мертва.

Я все же отбросила газету в сторону и схватилась за голову.

Неужели опять начинается? Но почему так быстро? Обычно у меня был хотя бы год тишины и покоя на новом месте. Почему я опять вижу все эти знамения зла?

Голову буквально разламывало от вопросов, и мне хотелось кричать. Я ведь не предсказатель, хоть иногда и вижу будущее, а иногда прошлое. Я – нечто другое. Худшее из всего, что могла себе пожелать. И мои видения – это только ужасы. Смерти. Убийства. Трагедии. Я – как маяк, что манит обреченные души показать мне свою ужасную судьбу.

От нервов начала задыхаться. Воздух буквально исчез из моей груди, и я обхватила себя руками, попыталась успокоиться, но тело меня предавало. Зрение вновь исчезало.

Стены комнаты подернулись дымкой и исчезли, являя вместо себя совершенно другое помещение.

Это был чей-то кабинет. Очень просторный, ярко освещенный солнечным светом и богато обставленный дорогой мебелью из красного дерева. За огромным рабочим столом лицом ко мне сидел мужчина – я сразу узнала в нем ректора Гордона Фенира. А вот его собеседник располагался ко мне спиной, но даже так я поняла, кто это – его брат Виктор.

– Ко мне приходил следователь по делу, – произнес ректор. – Сказал, что ты отказался давать показания.