Рождение бабушки. Когда дочка становится мамой - Анат Гарари

Анна задумчиво смотрит на Рут и произносит:

– А я не умею думать впрок, что будет и как будет, – Рут меня знает. Я просто радуюсь, глядя как Наама теперь выглядит, такая женственная, с большой грудью, полными губами… Она всегда старалась скрыть свою женственность, а сейчас ей просто некуда деться: она прет из нее наружу во всей своей красе! – голос ее звенит от еле сдерживаемого смеха. – Я по-настоящему кайфую, смотря на нее, такую кругленькую!

Для пущей наглядности она складывает руки полукругом перед собой. Затем, посерьезнев, опускает руки на колени и продолжает:

– Что же касается меня, я не стараюсь предугадать то, что будет; я занята своей жизнью, кстати, очень насыщенной, и терпеливо жду. Вы меня не увидите сидящей и нервно грызущей ногти в ожидании родов. Я живу с чувством, что вот-вот произойдет что-то замечательное. Кстати, что это за шум? – она прислушивается к смеху, который раздается во дворе за окном. Това, которой до замечания Анны ничего не мешало, теперь всматривается в темное пространство за окном и прислушивается. Только после того, как голоса стихают, она вновь вступает в беседу:

– Возможно, я несколько преувеличила. У страха, знаете ли, глаза велики. Я терпеть не могу перемен, но жизнь есть жизнь, и я с ними смирилась. Умом я понимаю, что периодически наступают изменения, в том числе и спады. И что эти спады нас закаляют. Поэтому я говорю себе, что беременность Ширли – это положительный жизненный процесс, абсолютно естественный, развивающийся в строгой последовательности, без скачков и неожиданностей, что меня и успокаивает. Только бы уже поскорее все закончилось и, конечно же, без осложнений!

Рут обращается к Нири:

– Я обратила внимание, что мы вновь говорим о наших дочках, а ведь вы спрашивали непосредственно о нас. Я думаю, из всего здесь сказанного ясно, что все, что происходит у дочки и с дочкой, прямым образом влияет на нашу жизнь. У меня же по этому поводу есть свое положительное или, скажем, оптимистичное замечание. В течение ее беременности, которая, кстати, протекала не совсем гладко, я видела ее отношения с мужем. И что касается меня, я испытываю ну, может, не облегчение, но радость, что все в порядке, что она не одна, что они подходят друг другу, что он заботится о ней, что ей хорошо и хорошо их ребенку. И если быть честной до конца, мне было очень важно знать, что рядом с ней есть кто-то, настоящий мужчина, который поддерживает и опекает ее. Вот и я опять говорю о ней. Говорю и думаю, насколько действительно все, что происходит с ней, влияет на мою жизнь и в хорошую, и в плохую сторону. По-моему, в этом и состоит секрет материнства: связь между мамой и дочкой настолько глубокая и сильная, что вроде мы существуем в отдельности, но мы и одно целое. В этом, по-моему, вся суть: с одной стороны, желание оставаться связанными, а с другой – сохранить свою независимость друг от друга.

Последние слова Рут заставляют женщин задуматься. Нири обводит взглядом притихшую группу и объявляет, что пришло время заканчивать.

Клодин откликается первой:

– Как быстро прошла встреча!

Нири отвечает ей улыбкой:

– Наша встреча, которая началась с рассказа о том, как невеста благословила вашу дочку, почти вся была посвящена тревожному ожиданию родов. В то время, когда дочь оказывается в эпицентре бури, мать не в состоянии сосредоточиться на своих переживаниях, прислушаться к своим мыслям и чувствам – она вся поглощена заботами о дочери. Последнее замечание Рут об особых взаимоотношениях между мамой и дочкой, да и сам факт того, что вы находитесь здесь, подтверждают, насколько все-таки важно для вас поделиться тем, что происходит лично с вами. Я предлагаю сложить воедино опыт, накопленный каждой из вас, чтобы помочь друг другу по возможности разобраться в себе. Наша группа находится еще только «в начале срока», и у нас будет достаточно времени коснуться всего, что вас волнует.

Распрощавшись с матерями, я еще на некоторое время задержалась в комнате – навела порядок возле кофейного автомата, собрала свои вещи и выключила свет. «Вот и еще одна встреча прошла», – думала я, спускаясь по лестнице. Мне кажется, что сегодня затрагивались темы более личного характера; у меня на глазах группа как бы начинает прорисовываться: тени исчезают, и каждая из женщин приобретает свои резко очерченные контуры. У каждой – своя характерная реакция, свойственные только ей стиль и язык, которые я уже начинаю узнавать. Группа еще периодически теряет равновесие, как малое дитя, делающее свои первые шаги, но тут же пытается выровняться, чтобы общими силами преодолеть путь, который приведет их к одной общей цели. Мои мысли возвращаются в недалекое прошлое. Когда я рассказала друзьям, что собираюсь создать группу для матерей, дочки которых беременны, многие из них даже не пытались скрыть своего удивления: «Что с ними обсуждать? Это же не их беременность, и рожать не им! У них это уже позади!» Интересно! Я вспомнила их слова сегодня, когда женщины в комнате упорно продолжали говорить о своих переживаниях, связанных с тем, что происходит и должно произойти у их дочерей. По всей вероятности, их нежелание заняться собой отражает ту роль, которую, по их мнению, они вправе исполнять сегодня. И они тоже считают, что главный герой тут – дочь.

Мне надо запастись терпением и уступить место времени: оно хорошо знает свое дело. Динамика в группе будет развиваться, скованность пропадет, и в комнату проникнут новые чувства, о которых почти не говорят, а, возможно, и не догадываются. Период перемен, который начинается с беременности и заканчивается через несколько месяцев после родов, откроется перед нами во всей его сложности и многогранности во многом благодаря своеобразному составу группы, где у каждой женщины свой характер, свой жизненный опыт и своя судьба.

Я выхожу во двор, смотрю на окружающих. Я чувствую себя очень хорошо среди женщин из своей группы – маленькая девочка среди больших мам. Я всегда любила находиться среди женщин, слушать их разговоры, наслаждаться их вниманием ко мне, младшей. Только по отношению к Элле я чувствую себя иначе. Ее хрупкая внешность в сочетании со слабым, робким голосом просит защиты. Ее глаза ищут меня, и мне хочется протянуть ей руку и не покидать ее. Что есть в тебе, Элла, такого, что вызывает во мне желание помочь тебе, прижаться к тебе, стать твоей дочкой? И в то же время я ощущаю себя старшей среди них.

У меня возникает мысль: если бы моя мама участвовала в такой группе, когда я была беременна, возможно, нам было бы проще понять, что происходит, а значит, и легче друг с другом. И тут же понимаю, что опять перекладываю всю ответственность на маму. «Но понимание не всегда приводит к немедленным переменам», – продолжаю я мысленный поединок, пытаясь сбросить с себя чувство вины, которое вновь атакует меня, – дочь, которая весь свой путь взросления проделала, вцепившись в мать мертвой хваткой.

А может, это всегда так: дочь ищет в матери понимание и поддержку, но ведь и мать, особенно когда дочь уже выросла, ждет от нее того же. Значит ли это, что во взрослой жизни наши роли смешались, а границы стерлись?