Дахут, дочь короля - Пол Андерсон

В узком проходе борьба была жуткой, но недолгой. Проезжали колесницы с грохочущими на боках коней топорами и мечами и, снова очутившись в открытом пространстве, начинали пожинать кровавые плоды. Римлян не выбить из их оплота, но Ниалл знал бельгов. Его люди пользовались любой возможностью, силой прокладывали себе путь к недостроенным укреплениям и располагались вокруг них. После непродолжительных беспорядков он занял оборонительный пост. Дождь прекратился, облака разошлись, зажглись солнечные лучи, у птиц-падальщиков начался пир.

Ниалл сделал однодневную остановку, чтобы пополнить припасы, а его люди заботились о раненых, хоронили мертвых и праздновали победу. Путь к Эмайн-Махе был открыт, но он прекрасно знал, что весть туда уже улетела и война еще предстояла. Он хотел от своих людей полной готовности. А для этого нужно было во всеуслышание осыпать похвалами троих арегеслов и наградить их золотом, оружием, посулить им власть и высокие чины. Однако он постарался сделать это так, чтобы им стало ясно: над ними всегда будут стоять его сыновья.

Затем он двинулся дальше. Навстречу ему шел король Фергус. Две армии сошлись на поле, которое с тех пор навсегда получило название Ахат Летдерг — место Красной Богини, Медб Темирской.

Вот там Ниалл разбил улади. Целый день грохотала и рычала битва. Острия затуплялись от ударов, люди шатались от изнеможения, кричали задетые и покалеченные лошади, тогда как раненые воины продолжали сражаться, сдерживая боль, от колес, копыт и ног земля превратилась в месиво, а упавшие — в нечто бесформенное, откуда торчали части конечностей. В результате улади охватил ужас, и те, кто мог, бросился врассыпную, тогда как фири Миды и Арегеслы, по возможности, преследовали их как оленя собаки, нанося им удары, смеясь и ликуя. Они оставили позади короля Фергуса, погибшего под обломками своей колесницы, и бесчисленное множество своих товарищей. То был триумф Ниалла.

Воины, которые были слишком утомлены для большого благодарственного молебна, чем просто невнятно воздать хвалу богам за пленение тех улади, кому они перерезали горло, отползали в нетронутые огнем круги и засыпали тут же, где и упали. Наутро большую их часть Ниалл оставил позади, отдохнуть и воздать должное павшим. Вместе с Конуаллом Гульбаном, Эндэ, Эоганом, и достаточной охраной для отражения нападения он поскакал вперед, взглянуть на Эмайн-Маху.

Был ясный день. Ветер шумел над лугами и сверкающими яркой зеленью рощами. Он подгонял маленькие белые облака и ликующие стаи птиц. То здесь, то там серебром мерцала вода. Несмотря на холод, в воздухе струились запахи суглинка, листьев, плодов и цветения — запахи лета. Хорошо было просто ехать верхом и, то трясясь в седле, то покачиваясь, понемногу выбрасывать из утомленных тел неловкость, весело перекликаясь друг с другом, в то время как возничие колесниц соревновались, чья команда покажет лучшую скорость и прыжки. Они — победители.

Небо окрасилось дымом. Ниалл нахмурился.

— Это не может быть что-либо иное, кроме как горящая Эмайн-Маха. — произнес он. — Поторопимся.

Они взобрались на холм и устремили свои взгляды вниз. Там, на краю, за земляными сооружениями, находился древний престол уладских королей, и в их пределах пламя съедало здания.

— Стой, — приказал Ниалл своему вознице Катуэлу. Голос стал мрачным. — Улады сами это сделали. Они знали, что не выстоят.

— Значит, они полностью уничтожены? — воскликнул Эоган.

Его отец склонил серебристую голову и пробормотал:

— Не так я хотел закончить войну. Здесь умирает нечто великое. Но вы слишком молоды, чтобы это понять.

Пламя поднималось вес выше и выше. Дым от него очернил половину неба. Он клубился и кружился в водовороте, этот дым; снизу на нем играл тревожный красный свет, а внутри появлялись и исчезали формы, темные видения. Может, это были поднимающиеся на ветру колесницы, а в них навсегда уходили Конкобар, Ку Куланни, Амаргии, Фербейдэ и многие другие герои Красной Ветви? Казалось, что в звуке далекого пламени плачет вся Эриу, плачет по своим возлюбленным, по своим защитникам.

Холодок пробрал Ниалла.

— Что ж, — сказал он, — к добру или нет, но это конец эпохи. Новая принадлежит вам, мои родные.

И тем не менее он все еще шел впереди событий. Несмотря на то что Конуалл, Эндэ и Эоган станут королями этих земель, многое еще необходимо сделать, прежде чем они будут твердо держаться у власти. Ему предстоит подавить сопротивление уладов и устроить так, чтобы союзники согласились и на справедливую долю добычи, и на умеренную. В таком случае, думал Ниалл, он не вернется домой раньше Лугназада.

Он даже подумал о преследовании врагов. Это противоречило его тактическим разработкам. Загнанные в угол, улады были бы опасны, как попавшие в ловушку волки; тем временем отряды Миды улетучатся, потому что люди должны возвращаться на сбор урожая и па другую работу. На долю Ниалла и его сыновей было достаточно того, что они завоевали. Выйти из рамок означало навлечь на себя гнев богов. Хотя… Домнуальд еще не отомщен.

Ниалл получил подарок от одного из своих родичей из Кондахта во время их встречи. У этого человека были конфликты с юго-западом, где его народ захватил банду, которая жила за счет страны. Заключенные сообщили, что их предводитель, павший в битве, был не кто иной, как Фланд Даб Мак-Ниннедо, что направлялся на объединение с Фергусом Фогом. Помня о том, что Ниалл назначил цену за голову Фланда, кондахтский предводитель привез ему ее в качестве подарка.

Ниалл устроил пышный пир. Позднее, один в своей палатке, при свете лампы, он долго рассматривал иссохший предмет. Неужели это действительно было то, что осталось от убийцы его сына? Порой люди лгут, и, возможно, чаще всего самим себе. Они говорят то, что хотят услышать другие или сердца других, и в конечном итоге сами начинают этому верить. Откуда ему знать? В любом случае все, что он мог, — это привезти показать дома голову, которую не сумел снять своими руками. Реванш был неубедительный.

I

Вслед за ночным дождем появился утренний туман. На фоне серого неба из него вздымался утес Кэшела. Замок, что стоял на его вершине, созерцаемый снизу и имевший неясные очертания, больше не казался заброшенным. Он был маленький, точно Ис, на который эльфы бросили мимолетный взгляд через море…

Руфиний и Томмалтах у подножия какой-то возвышенности мерили шагами колеи дороги. По обеим ее сторонам шли пустующие пастбища, намокшая зелень. Время от времени в тумане, что подступал через несколько ярдов, блеяли овцы. Мужчины могли быть в полной уверенности, что их никто не услышит. Несмотря на то что оба не упускали случая потренироваться в языке другого, сегодня каждый говорил на своем, — если для Руфиния родным можно было считать исанский; ведь на своем языке проще точно выражаться.

— Понимаешь, — начал редонец, — опять же, я здесь не просто для того, чтобы рассуждать о дальнейшем благоустройстве торговли сейчас, когда римские экспедиционные войска покидают Британию. Торговля сама о себе позаботится. Моя миссия заключается в том, чтобы собрать информацию для своего господина, короля Граллона.