«Б» - значит безнаказанность - Сью Графтон

Было холодно, со стороны океана ползли клочья тумана, наполняя город мельчайшей изморосью. Светофоры усердно мигали, красный свет, как и положено, сменялся зеленым и наоборот, однако улицы были пустынны, и я ехала не останавливаясь. Перед домом № 2097 стояла черно-белая полицейская машина, все окна в квартире Тилли на первом этаже ярко светились, но кругом было тихо – ни красных сигнальных огней, ни толпящихся на тротуаре зевак. Я нажала кнопку домофона и сообщила о своем приходе. Мне открыли дверь. Я вошла в правую от лифта дверь и направилась к квартире Тилли, расположенной в конце коридора. У самой двери толпились несколько человек в халатах и пижамах, которых полицейский в форме уговаривал разойтись по квартирам и лечь спать. Он стоял подбоченившись, словно не знал, куда девать руки, и наконец заметил меня. На первый взгляд он походил на подростка, которого в баре все еще спрашивают, сколько ему лет, прежде чем продать выпивку. Однако, когда подошел ближе, я поняла, что ошиблась: от уголков глаз врассыпную разбегались мелкие морщинки, гладко выбритый волевой подбородок выдавал зрелого мужчину. Глаза говорили о глубоком знании людей со всеми их слабостями.

– Вы Бенедикт? – спросила я, протягивая ему руку.

– Так точно, мэм, – ответил он, пожимая ее. – А вы, стало быть, мисс Милхоун. Рад познакомиться. Спасибо, что пришли. – Его рукопожатие было столь же крепким, сколь и кратким. Он кивнул на открытую настежь дверь в квартиру Тилли. – Проходите. С ней наша сотрудница Редферн, снимает показания.

Я поблагодарила и, войдя в квартиру, машинально посмотрела направо. У меня глаза на лоб полезли: гостиная выглядела так, будто по ней пронесся торнадо. Что это? Акт вандализма? Но почему именно здесь? Недоумевая, я прошла на кухню. Тилли, съежившись и зажав ладони коленями, сидела за столом; на белом как мел лице пламенели веснушки, точно его посыпали красным перцем. Напротив си-дела женщина-полицейский и что-то записывала. Это была блондинка лет сорока с короткой стрижкой и родимым пятном на щеке, похожим на розовый лепесток. Как явствовало из надписи на пластиковом нагрудном знаке, звали ее Изабелл Редферн; с Тилли она говорила ровным, проникновенным тоном, словно перед ней находился потенциальный самоубийца, которого она пыталась отговорить от прыжка с моста.

Едва Тилли увидела меня, у нее задрожали губы и она разрыдалась, как будто мое появление послужило сигналом к тому, что теперь можно и расклеиться. Я присела рядом и взяла ее за руки.

– Ну-ну, полно, – сказала я. – Что здесь произошло?

Тилли попыталась что-то вымолвить, но тщетно, и только тяжело дышала, с каким-то присвистом, какой издают резиновые детские игрушки. Наконец ей удалось унять сотрясавшие ее рыдания.

– Кто-то ворвался в квартиру, – выдавила она из себя. – Я проснулась и увидела женщину... она стояла в дверях спальни. Мой Бог, я думала, у меня сердце остановится. От ужаса не могла пошевелить пальцем. А потом... потом все и началось... она что-то прошипела и бросилась в гостиную и принялась там все крушить. – Тилли прижала ко рту носовой платок и закрыла глаза. Я взглянула на Редферн. Что за чертовщина? Затем обняла Тилли за плечи и попыталась успокоить ее.

– Ну же, Тилли. Все уже позади, вы в безопасности.

– Я так испугалась... так испугалась. Я думала, она хочет убить меня. Она была как маньяк, как безумная, только тяжело дышала, шипела от злости и крушила все подряд. Я захлопнула дверь спальни и закрылась на ключ, а потом позвонила в службу спасения. Неожиданно все стихло, но я открыла дверь лишь после того, как приехала полиция.

– Правильно. Вы все сделали верно. Успокойтесь, я понимаю, как вам было страшно, но вы вели себя абсолютно правильно и теперь все уже позади.

Сотрудница полиции подалась вперед:

– Вы успели разглядеть эту женщину?

Тилли горестно покачала головой; она снова начинала дрожать.

Теперь уже Редферн взяла ее за руку:

– Сделайте глубокий вдох и постарайтесь расслабиться. Опасность миновала, все хорошо. Дышите глубже. У вас найдется успокоительное или что-нибудь выпить?

Я встала и принялась наугад открывать дверцы кухонных шкафчиков, но никакого спиртного у нее, похоже, не было. На глаза попалась бутылочка с ванильным экстрактом, и я вылила содержимое в стакан. Тилли не глядя выпила.

Она прилежно делала глубокие вдохи, стараясь взять себя в руки.

– Никогда прежде ее не видела, – произнесла она уже более спокойно. – Это больная. Сумасшедшая. Я даже не поняла, как она проникла в квартиру. – Тилли замолчала. В воздухе запахло бисквитом.

Редферн оторвала взгляд от своего блокнота:

– Миссис Алберг, следов взлома не обнаружено. У злоумышленника должен был быть ключ. Вспомните, вы давали кому-нибудь ключ от квартиры? Может, прислуге? Может, кто-то поливал цветы в ваше отсутствие?

Тилли нерешительно покачала головой, как вдруг обернулась ко мне, и я увидела в ее глазах выражение неподдельной тревоги.

– Элейн. Только у нее был ключ. – Она снова повернулась к Редферн. – Это моя соседка, ее квартира прямо над моей. Осенью, когда я ненадолго уезжала в Сан-Диего, то оставила ей ключ.

Сначала Беверли Дэнзигер нанимает меня, чтобы я нашла Элейн – теперь еще и это...

Редферн решительно поднялась из-за стола:

– Подождите. Я хочу, чтобы Бенедикт тоже послушал.

* * *

Лишь к половине четвертого полицейские покончили со всеми формальностями. К тому времени на Тилли было жалко смотреть. Уходя, они попросили ее утром явиться в участок, чтобы подписать заявление. Я сказала, что побуду с ней, пока она не придет в себя.

Когда полицейские удалились, мы с Тилли некоторое время сидели, не произнося ни слова, и только устало смотрели друг на друга.

– Это не могла быть Элейн? – спросила я наконец.

– Не знаю, – ответила Тилли. – Вряд ли. Но было темно, и я с трудом что-то соображала.

– А ее сестра? Вам доводилось встречаться с Беверли Дэнзигер? Может быть, вы знаете Пэт Ашер?

Тилли отрешенно покачала головой. Лицо ее все еще было белым как простыня, под глазами обозначились темные круги. Она снова зажала ладони коленями; чувствовалось, что нервы ее натянуты, словно гитарные струны.

Я прошла в гостиную и огляделась. Секретер со стеклянными дверцами опрокинут на кофейный столик, сломавшийся под его тяжестью. Диванные подушки исполосованы ножом – из них торчат жалкие клочья поролона. Шторы сорваны, оконные стекла разбиты; настольные лампы, журналы, цветочные горшки – все свалено в одну кучу, являвшую собой сплошное месиво из битого стекла, осколков керамики и мокрой рваной бумаги. Такое мог совершить разве что бежавший из психушки буйнопомешанный. Или кто-то таким образом пытался укротить свой гнев? Это наверняка как-то связано с исчезновением Элейн. Никто не убедил бы меня, что здесь простое совпадение, не имеющее отношения к моим поискам. Я задумалась: как бы узнать, где находилась Беверли вчера вечером? Было трудно вообразить себе миссис Дэнзигер – с ее изящными манерами и ярко-синими, как сама невинность, глазками – неистово крушащей все, что попадется под руку. Впрочем, откуда мне знать? Может, когда она в первый раз приезжала в Санта-Терезу, ее просто отпустили в увольнение из сумасшедшего дома.