Девственная селедка - Екатерина Вильмонт

– То есть?

– Ты думаешь, у меня мало завистников? Да пруд пруди! Иуж они обязательно до всего докопаются, можешь не сомневаться. А если этот фактвсплывет, меня обязательно турнут. И, скорее всего, просто на пенсию, мне ужшестьдесят один год. А я не хочу. Я еще в силах, я могу пригодиться своейстране…

– Папа, я тебя умоляю… – поморщился Платон.

– Да погоди ты, торопыга! Я сам не хочу, чтобы тыупустил эту девушку. В наши дни такая порядочность редко встречается. Давай-камы сделаем так, как она предлагает.

– То есть?

– Вы поженитесь, но без помпы и без регистрации. Анезаконные связи моего сына – это его незаконные связи. Вы даже можете жить унас…

– А как же мама?

– Знаешь что, Тоник? Давай сперва их познакомим.

– И дальше что?

– Если она маме понравится, мы все скажем, и онапонравится ей еще больше. Ну, а если не понравится… то мама обрадуется, что выне будете официально жениться. Но учти, жить вам лучше все-таки будет у твоейЕвы, благо есть где.

– Ох, пап, видел бы ты эту квартиру…

– Ничего, ишь барин какой! Да мы с твоей матерью вообщев бараке жили… Ну, сделаем там ремонт, мебелишку какую-никакую подыщем.Нормально, сын. Она готовить-то умеет?

– Еще как! А какие пельмени делает!

Ева понравилась родителям Платона. Даже очень.

– Не ожидала от тебя, Тоник, что ты такую девушкувыберешь, – качала головой мама Майя Тарасовна. – Не профурсеткакакая-нибудь… И честная… Могла же и промолчать… И еще слава Богу, что не мать унее еврейка, а отчим.

– Мама! О чем ты говоришь? – закричал прогрессивнонастроенный сын.

– Ох, Тоник, я знаю, что говорю. Иногда и половинкиеврейской крови хватает, чтобы испортить карьеру.

– Мама, это фашизм!

– Много ты понимаешь, дурачок.

– Да, Томас Манн, кажется, говорил, что фашизм и коммунизм– это враждующие братья.

– Замолчи, болван! – крикнул отец. – Чтобы яэтого в своем доме не слышал. Ты не от Евы этого набрался, надеюсь?

– Нет, представь себе, от старшего брата, папочка. Но,вообще-то, у меня и своя голова на плечах есть.

Отец погрозил ему кулаком и ушел спать. Платон был убежден,что отец в душе разделяет точку зрения Томаса Манна, однако долгие годы службыв МИДе отучили его даже думать так, не то что говорить вслух.

Еве родители Платона тоже понравились. Они были ласковы сней, но дело даже не в этом. Там была семья, настоящая семья, отец, мать,сыновья. Красивая, богатая квартира, стол ломился от вкусных вещей, которых Еваникогда даже не видела. Майя Тарасовна сказала, что официальной свадьбы,конечно, устраивать нельзя, но они дадут денег, чтобы Платон и Ева поехали вавгусте на Юг, а пока они там будут как бы в свадебном путешествии, МайяТарасовна сделает ремонт в Евиной квартире.

– Ты молодец, Евка, – заключила подругаЖенька. – Как ты проунькала, что они оценят твою честность? Хорошие,значит, люди… Другие даже и слышать бы о тебе не захотели, а эти… Постой, аможет, это они от радости, что вы расписываться не будете?

– Может, и от радости… Мне как-то все равно.

– Но теперь ты уж точно будешь как сыр в масле кататься.А то с ног сбиваешься, чтобы с голоду не подохнуть.

– С ног я не сбиваюсь, – усмехнулась Ева. – Япросто сбиваю руки.

Отчим оставил ей в наследство пишущую машинку «Ундервуд»,научил печатать слепым методом, и даже подыскал клиентуру. Поэтому каждую свободнуюминутку Ева сидела за машинкой. За это платили не много, но жить все же былолегче. Правда, совсем не было времени. Но это ничего, так даже лучше, некогдадумать о Георгии Ивановиче. А вчера пришло письмо от бабки: «Евушка, как тытам? Летом не приедешь? У нас все вроде как было. Только вот сосед мой дорогой,Георгий Иванович, съехал. Помиловка ему вышла, что ли, одним словом, сняли снего обвинение и уехал он к себе в Ленинград. Хороший человек, дай ему Бог. Аты что, с Шуркой поругалася? Она что-то о тебе понасёрки плетет, будто у тебя вМоскве полюбовник завелся? Гляди, девка, если эта сучонка не брешет… А кудамать твоя смотрит? Или это Шурка со злости? Очень я, Евушка, беспокоюся. Отпишимне, как все у тебя обстоит. А то, может, приедешь на каникулы? Остаюсь твоябабка Варвара».

Георгий Иванович уехал в Ленинград… А мне-то что? Я замужвыхожу… Ей вдруг стало грустно, тоска навалилась. И что я за дура? Меня такойпарень любит и женится на мне, пусть и неофициально, да разве это имеетзначение? И семья у меня будет, самая настоящая семья, и будущая свекровь уженачала обо мне заботиться. Надарила шмоток заграничных… И ремонт собираетсяделать и вообще, все у меня хорошо… Просто замечательно, я везучая, о такомженихе любая девчонка может только мечтать… Все равно, Георгию Ивановичу я столет не нужна. Он серьезный, взрослый, он прошел такое… ему не до глупойстуденточки…

И Ева села за учебники. На носу сессия.

2007 год

Возвращаясь с пляжа, Лали всегда сворачивала с дорожки и шлачерез лужайку, чтобы войти в номер со стороны веранды. Идти босиком по траветак приятно! И вдруг на плетеном столике она увидела крупную темно-красную розув узкой вазочке простого стекла. Роза была свежайшая, с капельками воды налепестках и сильно пахла. Петька постарался, с нежностью подумала она. Он такойзаботливый… После смерти отца, которого он боготворил, все время старается бытько мне внимательным и нежным…

Она приняла душ, переоделась, вышла босиком на лужайку иразвесила купальник на ветвях старой оливы, сейчас пригретых солнцем. Потомвзяла в руки вазочку и внесла в комнату. И когда это он успел?

– Лали? Ты дома?

– Петька, привет! Спасибо за розу, я все оценила!

– Мам, ты что, какая роза?

– Вот!

– Мам, это не я, честное слово! Я, конечно, кретин, могбы и сообразить, но, увы…

– Петька, не ври!

– Мам, я не вру!

– Но тогда откуда… О, это, наверное, от гостиничнойадминистрации… Скорее всего, судя по вазочке.

– Нет, Лали, это от поклонника.

– От поклонника? В вазочке? Нереально. К тому же тут уменя нет поклонников.

– Есть. Тот дядька, с которым мы из Керкиры ехали. Онна тебя запал, это видно невооруженным глазом. Кстати, мам, я хотел давносказать, просто боялся трогать эту тему… Мам, если ты заведешь роман или, ещелучше, выйдешь замуж, я буду только рад. Учти это. Никакой ревности или обидыза папу… Ты молодая, красивая, что ж тебе пропадать?

– Петенька, родной, это глупости. Я так любила папу, явытащила в жизни такой счастливый билет, что… Я невольно любого буду сравниватьс папой и любой проиграет в сравнении с ним. Любой.