Хмель. Сказания о людях тайги - Алексей Черкасов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– О, тьма-тьмущая!..
– Тьма, тьма! – эхом отозвалась Ефимия.
– Такая крепость хуже тюрьмы.
– Хуже Александра, хуже! – Ефимия тревожно оглянулась и прислушалась. – Прости мою душу грешную. И я так думаю: не от бога крепость! Сомненья мучают, а исхода не вижу. Сколь верований знала, а все в душе пустошь. Про то никто не ведает. Один бог да небо ясное. Кабы знал старец, какая смута на душе моей, давно бы не жить мне!
Далеко за Ишимом скрестились белые молнии, и громыхнула гроза глухо, ворчливо.
– Хоть бы дождь пошел да залил бы всю степь, чтоб судный огонь не занялся!
Судный огонь!..
И Лопарев будто въявь увидел перекладину с, пятью веревками на плац-кронверке Петропавловской крепости. Никто не остановил казни в то прозрачное, погожее утро! Ни небо, ни народ, ни царь!..
– Не убивайтесь так-то. Жить надо.
Жить? В такой вот крепости или где-то в Нерчинском каторге, а потом на вечном поселении? Да что же это за жизнь?! Во имя чего такая жизнь?!
Ефимия толковала свое:
– Утре, когда старец заговорит с вами, прикиньтесь хворым да безголосым. Польза будет. Старец скажет мне, чтоб я лечила вас от хвори. Я одна лекарша на всю общину! И травы целебные знаю, и снадобья готовлю. Только бы не возвернулся скоро Мокей, муж мой постылый. Крепость моя горькая и тяжкая!
Лопарев отошел к телеге и сел, беспомощно сгорбившись…
Грозовая туча пологом нависла над Ишимом. Сверкали молнии, но дождя не было.
Лопарев вспомнил стихи Кондратия Рылеева:
И вот в третий раз над лесом и темной степью пронесся нутряной вопль:
– Ма-а-а-туш-ка-а-а!.. Спа-а-а-си-те-е-е!.. Спа-а-а-си-те-е-е!..
Тревожно заржали лошади и залаяли собаки.
Ефимия отскочила к старой березе и там спряталась. Лопарев сжался, скрючился в три погибели. Зубы у пего мелко и противно постукивали. Из края в край плескалось:
– Ма-а-атуш-ка-а-а!.. Ба-а-тюш-ка-а-а… Спа-а-а-си-те-е-е!..
Судная ночь!
Лопарев зажал уши ладонями и уполз под телегу.
Под утро он и без притворства захворал.
… Неделю Акулина с шестипалым младенцем сидела в глубокой яме под строжайшей охраною старцев-пустынников, помощников Филарета.
Раз в сутки в яму подавали кружку воды и ломтик черного хлеба.
Старцы караулили: не явится ли в яму нечистый, чтоб повидать блудницу?
Нечистый так и не явился. Должно, убоялся праведников-старцев, посвятивших всю свою долгую жизнь господу богу и ни разу не осквернивших себя близостью с женщинами.
Акулина знала: ее ждет судное моленье…
День и ночь молилась святым угодникам…
Одному из старцев, Елисею, будто бы привиделось, как среди ночи к яме подполз дым. Откуда бы? Неведомо. Знать, дымом объявился нечистый дух да сиганул в яму к Акулине-блуднице. И она приняла его втайности, миловалась с ним, окаянная, а узрить тот грех нельзя было: нечистый напустил сон на старцев.
Вся община потом ахнула:
– Гореть, гореть блуднице!
Ларивон, сын Филарета, и кузнец Микула вытащили Акулину из ямы. Ноги у нее до того отекли, что она не могла стоять. Младенец пищал возле ее груди.
Ларивон подтолкнул Акулину:
– Намиловалась с нечистым в яме-то! Ноги не держат, срамница!
– Не было нечистого! Не было! И старцы караулили, – начала было Акулина, но Ларивон прицыкнул:
– Молчай! Гореть тебе ноне, ведьма! И Акулина завопила…
Ларивон зажал ей рот и при помощи Микулы поволок на судное место.
Моленье продолжалось несколько часов. Мужчины стояла на коленях отдельно от женщин.
Безбородые юнцы и отроки перепугались насмерть, неистово крестясь.
Женщины, особенно старухи, одеты в старинные монашеские платья, какие носили до патриарха Никона, чинно молились, не оглядываясь друг на друга и по сторонам, чтоб нечистый молитву не попутал.
Более шестисот человек старых и малых сомкнулись тесным кольцом вокруг березы.
На самодельном алтаре горели восковые свечи, и старец Филарет читал Писание.
Потом Филаретовы апостолы – пустынники затянули псалмы.
Акулину с младенцем поставили на колени возле березы, и она так же, как и все, истово крестясь, молила бога о спасении своей грешной души, хотя и сама не ведала, когда и в чем согрешила.
Закончив чтение псалмов, старец Филарет приступил к судному спросу:
– Кайся, грешница! Перед миром древних христиан, какие за веру на смерть идут, на каторгу идут, в Сибирь идут, кайся, – как согрешила со нечистым? В какую ночь явился он к тебе в постель и тело взял твое, поганое, непотребное? Кайся!
Акулина воздела руки к алтарю:
– Не было того, отче! Христом-богом молюсь – не было! Помыслами чиста, как и душой своей. Михайла, скажи же! Скажи! – просила она мужа Михайлу Юскова, но» тот молчал, со страхом глядя на молодую жену: ведьма ведь!
Тогда старец Филарет предупредил:
– Не покаешься во грехе, не будет тебе спасения на том свете! Геенна огненная поглотит тя, яко тварь ползучую!
– Не было нечистого, отче! Не было!
– Нечистый дух у тебя на руках, блудница! О шести пальцах, и рога потом вырастут, и хвост!
Община глухо проворчала: «Грех-то! Грех-то!» И одним духом:
– На огонь блудницу со нечистым духом! – На огонь!
– В геенну огненну!
Старец Филарет поднял золотой осьмиконечный крест:
– От нечистых помыслов твоих, блудница, на свет народился шестипалый нечистый! Вяжите блудницу! Аминь.
И как ни вопила Акулина, Ларивон с кузнецом Микулой притянули ее веревками к березе.
Шестипалый младенец исходил визгом на руках матери, да никто того визга не слушал: нечистый вопит. Пусть вопит!
С Акулины сорвали платок и одежду. Теперь она предстала перед всеми голая – срамота-то какая! Длинную русую косу обкрутили вокруг березы.
– Ма-а-а-туш-ка-а-а!.. Ба-тюш-ка-а!
Ни матушка, ни батюшка не отозвались на вопль. Нет пощады тому, кто согрешил с нечистым и попрал праведную веру.
– Ма-а-а-туш-ка-а-а-а!..
Старец затянул длинный псалом «очищения духа от нечистой силы», и все подхватили пение, часто повторяя:
– Аллилуйя! Аллилуйя!