Однажды не в Америке. Краткое пособие по завоеванию мира подручными средствами - Владислав Моисеев

— Я вспомнил! Когда я продавал в Ташкенте машины, ко мне приезжал один русский парень. Он хотел купить микровэн Damas. Через месяц он приехал и снова купил машину, на этот раз легковую — для жены. Еще через два месяца он уже хотел Daewoo Nexia — для себя. Я однажды не удержался и спросил его, чем он таким занимается, раз может позволить себе три автомобиля за полгода купить. Он ответил, что торгует обоями на рынке.

— И что? — не сразу поняла Барно, которая уже изрядно запуталась в бизнес-идеях.

— А то! Раз он так быстро поднялся на обоях, значит, и мы сможем!

Старый раздолбанный микровэн Daewoo Damas уже несколько часов колесил по МКАД. Это была суровая ранняя весна. Руки Шерзода давно примерзли к рулю, Барно дрожала от холода и стучала зубами. Они купили этот микроавтобус за 1390 долларов. Это был старый микровэн узбекской сборки, точно такой, какими когда-то в Ташкенте торговал сам Шерзод. Они твердо решили, что будут заниматься обоями, и для этого просто необходим надежный и вместительный автомобиль. Но хватило лишь на этот семилетний пепелац с дырками в полу, в которые было видно, как под ногами пролетает трасса. Печка наотрез отказывалась работать, и каждые десять секунд Барно выцарапывала на замерзшем стекле крохотный кусочек обзора. Сказать, что эта колымага дышала на ладан, — сделать ей слишком щедрый комплимент.

Барно и Шерзод объезжали все окрестные рынки, они пытались узнать, что сколько стоит и где им обосноваться. Сильный ветер раскачивал их Damas из стороны в сторону. Казалось, что он вот-вот перевернется.

— Шерзод, мне холодно, — жаловалась Барно.

— А ты песни пой, — невозмутимо отвечал Шерзод. И Барно пела: сначала все, что приходило на ум — из эстрады, из репертуара узбекского девичьего ансамбля «Пахта-Ой». Когда все песни кончались, она просто мелодекламировала мелькавшие надписи на рекламных щитах, раскачиваясь в такт, чтобы согреться: «Про-да-еееет-ся ла-ми-наааат, сдам в ареееен-ду не-жи-лооооо-е». Они странствовали от рынка к рынку, ходили по торговым контейнерам и делали вид, что пытаются устроиться на работу. Тратить время на настоящее разведывательное трудоустройство было уже невозможно — деньги стремительно кончались. Барно и Шерзод узнавали у продавцов на точках, какие наценки, обороты, как платят зарплату — в общем, занимались чистой воды промышленным шпионажем. Результат исследования показал, что средняя цена аренды контейнера на более-менее центральных рынках — 2000 долларов в месяц, и это не считая всех попутных расходов. Конечная сумма получалась космической для изрядно похудевшего стартового капитала Турсуновых. Единственный доступный вариант светил на Мытищинской ярмарке. Там в месяц просили всего 200 долларов.

Чтобы чуть лучше понимать весь абсурд ситуации, стоит немного рассказать о самой ярмарке. Это было огромное пространство, заполненное контейнерами, ларьками и стойками. Там продавали стройматериалы — дерево, арматуру, всякого рода сыпучку. Армяне контролировали инструмент, шурупы и прочий строительный инвентарь, киргизы занимались краской, русские — гипсокартоном. В этом не было какого-то умышленного деления, просто так сложилось исторически. Разумеется, на Мытищинской ярмарке не было ничего, что можно было бы отнести к отделочным материалам: ни обоев, ни линолеума и ламината. Но цена была настолько привлекательной, что Барно и Шерзод решили действовать, как герои бородатого анекдота про мужика, который ищет свои три рубля не там, где потерял, а под фонарем, потому что там светлее.

И вот в один прекрасный день, который тогда им вовсе не казался таким уж прекрасным, они увидели его — свой контейнер. Узкий, обшарпанный, ржавый. Созданный когда-то для благородных морских перевозок, но угодивший в эпоху перемен и вконец одичавший в условиях раннего ярмарочного капитализма. В голливудских фильмах такие контейнеры используют для расчленения трупов или перевозки контрабанды. Барно и Шерзод смотрели на него, он — на них.

Два изможденных неудачами человека на дырявом старом корыте, узкий контейнер в Мытищах, холодная весна 2001 года — кажется, великие истории успеха должны начинаться как-то иначе. Но парадокс состоит в том, что чаще всего они начинаются именно так — в гаражах, на коленках, на ощупь, наотмашь и наобум. Они смотрели на свой контейнер, и каждый думал о своем: Шерзод — о том, как масштабировать их будущий бизнес и превратить его в целую империю. Барно — о том, сколько же придется пережевать земли и пробить головой потолков, чтобы все устроить в соответствии с наполеоновскими планами мужа. Ведь он давно сказал, что проигравшим отсюда не вернется, а значит, нужно скорее придумать, как стать победителями, чтобы зажить уже наконец нормальной семейной жизнью.

И они вцепились в этот несчастный контейнер зубами — скрупулезно отдраивали его, приводили в чувство, обустраивали, отделывали, вложили в это кучу сил и денег. Когда все работы закончились, они поставили кассовый аппарат и ноутбук. Соседи смотрели на них как на идиотов и с трудом понимали, что происходит. Ну, кассовый аппарат — еще куда ни шло. Но при чем тут компьютер? Они что — в косынку играть на нем собрались?

Во всем этом великолепии был один изъян: Турсуновым не хватило денег на последнюю статью расходов — сам товар. Получилось заполнить лишь четыре стойки обоев на одной стене контейнера, другая была пустой. Но делать нечего, аренда пошла — нужно открываться.

В первый день поглазеть на странных узбеков заходили только продавцы-соседи. Барно и Шерзод воодушевленно ждали первого покупателя, но он почему-то задерживался. И только к концу дня на них рухнуло неприятное осознание того, что где-то они просчитались. Например, при выборе рынка. Люди приезжали сюда за первичной отделкой, а вовсе не за косметикой. Они покупали краску, дерево, гипсокартон и решительно проходили мимо их непонятной лавочки. А когда им все-таки понадобятся обои, они явно будут их искать совсем в другом месте.

— Кажется, что-то пошло не так, — под конец дня заключил Шерзод.

Турсуновы довольно быстро поняли, что никто к ним по своей воле не придет, поэтому придется привлекать силой. Шерзод достал справочник и нашел номер телефона мытищинской кабельной телесети. Он решил, что нужно нагонять трафик рекламой — на тот момент телевидение было лучшим решением проблемы. Он договорился, и вскоре на Мытищинскую ярмарку приехали телевизионщики. Пока они расчехляли камеры, продавцы соседних контейнеров разбегались, чтобы не попасть в кадр. И если раньше у кого-то еще оставались сомнения в том, что эти узбеки невменяемые, то съемочная группа окончательно их разрушила.

В рекламном ролике сообщалось, что на Мытищинской ярмарке открылся большой магазин обоев с невероятно богатым ассортиментом. Это, конечно, была наглая ложь: ассортимент по-прежнему исчерпывался четырьмя стойками, которые добросовестные телевизионщики снимали под разными ракурсами. В итоге им удалось создать впечатление, что это и правда большой магазин с широким выбором обоев, а не жалкие несколько катушек на одной стене контейнера.

Вскоре рекламу пустили в эфир, и начали приходить люди. Они недоуменно рассматривали контейнер Турсуновых и спрашивали, где же огромный ассортимент. Но закатить скандал покупатели не успевали — к ним моментально подходила Барно, гипнотизировала своим даром убеждения, и они выходили из контейнера с рулонами обоев.