Скорая помощь. Обычные ужасы и необычная жизнь доктора Данилова - Андрей Шляхов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В кармане у Рогачевской подал сигнал наладонник:
— Шестьдесят два — четырнадцать — вызов, четырнадцатая бригада — вызов.
Рогачевская встала, переглянулась с Казначеевой и вышла из кабинета, неслышно притворив за собой дверь.
— А как она собирается организовать такое количество жалоб? — спросил Лжедмитрий, указывая глазами на стул, на котором сидела Рогачевская, как будто и без того не было ясно о ком идет речь.
— Так у нее мать работает завучем в школе на Ферганском бульваре. Ее весь район знает, и она всех знает. Думаю, что через нее Рогатая все и организует.
Доктор Рогачевская, женщина коммуникабельная и безотказная, подрабатывала всеми возможными путями. Госпитализировала приезжих в столичные стационары, якобы по «скорой помощи», а на самом деле — по договоренности, списывала налево и направо все, что можно было продать, пыталась «выколотить деньгу» чуть ли не на каждом вызове. Полторы ставки с выслугой лет и высшей категорией, вместе с побочными заработками порой приносили ей до ста пятидесяти тысяч в месяц, которые Рогачевская с удовольствием тратила на себя, не вылезая в свободные дни из салонов красоты и магазинов.
— Ладно, пора за работу, — Казначеева дала понять, что «совещание» окончено. — Мне кучу отчетов доделать надо.
— А мне анализом карт заняться… — Лжедмитрию не хотелось выглядеть бездельником.
— Занимайся, пока есть возможность. На линии у тебя другие дела будут.
«Сука! — подумал Дмитрий Александрович, скрывая свои мысли за искусственной улыбкой. — Сама дня на линии не работала, а туда же, угрожает…»
Надежда Казначеева действительно ни дня не работала на линии. Она пришла на «скорую» диспетчером, была замечена начальством и в скором времени из диспетчеров «поднялась» в старшие фельдшеры.
Пока нити заговора сплетались в веревку, грозящую затянуться на ее шее, Елена Сергеевна сидела в своем кабинете, разбирала бумаги, оставшиеся в ящиках стола от ее предшественника, и между делом пыталась дозвониться до своего бывшего мужа, чтобы узнать — соблаговолит ли он почтить своим присутствием день рождения их сына Никиты, которому в ближайшую субботу исполнялось одиннадцать лет.
Мобильный не отвечал, а в офисе адвокатской конторы «Новицкий и партнеры» секретарша сказала ей профессионально вежливым и безразличным голосом:
— Юрий Павлович уехал на встречу с клиентом и пока не возвращался. Как доложить о вашем звонке?
— Спасибо, никак, — поблагодарила Елена Сергеевна и время от времени позванивала на мобильный.
Прежде чем определиться с детским праздником, следовало узнать планы отца, чтобы избежать очередной серии обвинений в препятствии его встречам с сыном.
«Сам перезвонит», — Елена Сергеевна наконец отказалась от бесплодных попыток и углубилась в чтение объяснительной, написанной выездным фельдшером Еременко Е. В. на имя заведующего шестьдесят второй подстанцией Тюленькова Д. О.
«По существу обвинения меня в краже французской пудры на вызове по адресу Есенинская улица дом двадцать четыре, квартира сорок, имею сообщить следующее — никакой пудры по данному адресу я не крала».
Елену Сергеевну, как жену адвоката, пусть даже и бывшую, поразили «профессиональные» обороты речи в объяснительной «по существу обвинения», «имею сообщить следующее». Странно — откуда у фельдшера «скорой помощи» взяться такому лексикону.
Объяснительных в столе у Тюленькова хранилось много — с полсотни. Чувствовалось, что предшественник не любил «давать хода» жалобам, когда это зависело от него, и ограничивался получением объяснений, которые попросту складывал в ящик стола.
Разложив объяснительные по фамилиям, Елена Сергеевна сосчитала их и, на всякий случай, набросала на листе откидного календаря, лежавшего перед ней на столе, список:
«Д-р Сафонов — 6
Д-р Рогачевская — 5
Д-р Бондарь — 5
Д-р Пыжненко — 3
Д-р Жгутиков — 2
Д-р Могила — 1
Д-р Саркисян — 1
Д-р Грунин — 1
Ф-р Сорокин — 6
Ф-р Еременко — 4
Ф-р Кокс — 4
Ф-р Леонова — 3
Ф-р Малышков — 3
Ф-р Рябчиков — 2
Ф-р Язов — 2
Ф-р Строкова — 1».
Ей почему-то стало приятно, что в списке не оказалось доктора Данилова. Вздохнув, она призналась себе, что ее бывший возлюбленный остался таким же хамоватым, каким и был, но кому, как не ей, было знать, что хамство у него наносное, своеобразный защитный слой. Подперев голову рукой, Елена Сергеевна ударилась, было, в воспоминания, но быстро спохватилась и принялась рвать объяснительные по две или по три на мелкие клочки и бросать в корзину для мусора. При этом она старалась думать о работе, но — безуспешно. Настырный Вовка Данилов все возвращался и возвращался в ее мысли, и она ничего не могла с этим поделать.
«Интересно, он еще играет на скрипке или нет?» — подумала она, разрывая последние листы…
Данилов продолжал на досуге играть на скрипке и не собирался бросать это занятие. Скрипка дарила ему радость и помогала расслабиться (коллега Конан-Дойль сильно ошибся, заставив Шерлока Холмса играть на скрипке для того, чтобы сосредоточиться — скрипка только успокаивает, дарит покой, для концентрации мыслей как нельзя лучше подходит барабан).
Единственным недостатком музицирования был немой, уже давно не высказываемый вслух, укор во взоре матери, когда-то, с подачи педагогов музыкальной школы, прочившей сыну блестящее будущее в музыке и грандиозную исполнительскую славу. Светлана Викторовна не сомневалась в выборе своего Володи до тех пор, пока он не сообщил ей, что намерен поступать в медицинский.
— Что там хорошего?! — заламывала руки Светлана Викторовна.
Стройная, подтянутая, безукоризненно ухоженная, она как две капли воды была похожа на голливудскую актрису Мерил Стрип и втайне, про себя, гордилась этим сходством.
— Кровь, грязь, вонь, бесконечные страдания, ночные дежурства! Почитай Вересаева, он хорошо описывал свою профессию!
Светлана Викторовна преподавала русский язык и литературу в одном из московских лицеев.
— У нас в роду вообще не было врачей!
— Твой прадед работал половым в трактире, — бестактно напомнил сын. — Что же мне теперь — в официанты идти?
— Какие официанты? Музыка — вот твое призвание!
— Музыка — это мое хобби! — отрезал сын и так посмотрел на мать, что та сразу поняла — решения своего он не изменит.
Лишь изредка, не чаще одного — двух раз в год, Светлана Викторовна позволяла себе высказать сожаление о несостоявшейся музыкальной карьере сына вслух. В ответ тот рассказывал матери о том, сколько человек и каким образом он спас от смерти за последнюю неделю, после чего тема считалась исчерпанной.