Страж Каменных Богов - Владимир Свержин

Двузубый хотел было возразить, что, мол, в беспроглядной темноте самое время идти, не опасаясь погони, что в Трактире уже могли хватиться и любое промедление может плохо кончиться. Слова уже крутились у него на языке, однако возразить сыну Пророка он так и не решился. Что значит боевой опыт перед словами того, кому открыты замыслы Творца Предвечного?! В том, что открыты, воин не сомневался. Естественно, Аттила наделил единственного сына своим могуществом. Как же иначе?

– Принеси жерди, – между тем командовал помощник Библиотекаря. – Крепкие ветки: четыре короткие, по длине чуть больше толщины этих деревьев, и две длинные.

Спутник молча повиновался. Ясно, будут сооружать походную лежанку: закрепить поперек ствола короткие жерди, между ними проложить длинные, все это увязать, затем натянуть веревочную сеть, поверх накидку и лапник – вот лежбище и готово. Не абы что, а все не на сырой земле спать. Двузубый удалился в лес, и, как только он скрылся из виду, из-за ближнего дерева выступила фигура, дотоле полностью скрытая за замшелым стволом. В руках человек держал замотанную буро-зеленой бахромой снайперскую винтовку.

– Вы шли в хорошем темпе, – похвалил незваный гость. – Я, пожалуй, даже немного притомился.

– Благодарю за похвалу, Учитель.

– Ответь, почему ты решил отступить от первоначального замысла?

– Непременно, мудрейший. Но прежде скажи мне: ты знал, что мой отец – Аттила?

– Предполагал.

– Ты говорил, что нашел меня в лагере среди убитых, но ни словом не обмолвился, что именно ты убил тех, кто охранял меня.

– Если быть точным, не я один, но сути дела это не меняет.

– И ты похитил меня, чтобы досадить отцу? Каков бы он ни был, но это был мой отец!

– Нет. Я думал найти его на горном стойбище. Он был моим врагом, предал наше общее дело, из-за него погиб мой побратим. Да и меня самого он не однажды пытался убить. Так что я шел за ним, но, увы, не обнаружил. Когда он вернется, было неизвестно, а оставлять тебя умирать среди камней, беспомощного, точно слепой котенок, было бы неправильно.

– А всех прочих? – спросил помощник Библиотекаря. – Двузубый рассказал, они умирали, не успев проснуться, не успев взяться за оружие!

– Так и было, – безучастно подтвердил Хранитель Знаний. – Глупо подвергать опасности своих, жалея врага. Их было во много раз больше, чем нападающих, они были вооружены. Если бы успели прийти в себя, открыли бы стрельбу. Прикончили или подранили бы кого-нибудь из нас троих. – Седой Ворон чуть задумался, припоминая. – Вернее, четверых… Зачем рисковать своими головами, когда идешь за чужими?

– А я был слишком мал, чтобы взяться за оружие? – продолжил Чингиз.

– Верно. – Старец отступил мягко, едва заметно, словно тигр, готовящийся к прыжку. – И что же, узнав это, ты решил отомстить мне?

– Ты спас меня от смерти, вырастил, обучил, дал знания, открыл множество тайн бытия, по сути, стал мне вторым отцом, – грустно покачал головой сын Аттилы. – Трактир был моей родиной. – Он на мгновение задумался. – Я почти не помню гор. Но теперь, когда Пророк мертв, я считаю себя вправе побороться за отцовское наследие. Ты можешь убить меня или отпустить.

– Ты слишком мало знаешь о людожогах, – нахмурился Библиотекарь. – Они коварны и безжалостны.

– Ты хорошо готовил меня, второй отец, и мне есть что противопоставить их коварству. Обо всем остальном, что может иметь значение, мне расскажет Двузубый. Для этого он мне нужен живой и здоровый. Поверь, если замысел удастся, я навсегда положу конец распрям.

– Вряд ли у тебя получится…

– Тихо, – прошептал Чингиз. – Двузубый возвращается. Если не удастся мне, то не удастся никому. Но если получится, это будет настоящая победа для всех.

– Что ж, действуй, – кивнул Седой Ворон, с уважением и грустью поглядел на приемного сына и бесшумно скрылся за деревьями.

Несокрушимый появился из-за кустов.

– Я слышал тут какой-то говор, – насторожился он, сбрасывая на землю жерди и хватаясь за автомат.

– Дух Леса, – не меняясь в лице, проговорил Чингиз. – Опусти ствол, не гневи его. Попытаешься отыскать – тебе не жить. Но он обещал нам свою защиту.

Арслан, сын Айшата, командир личных телохранителей владыки правоверных Эргеза, после смерти Пророка назначенный командовать Несокрушимыми, спустился по гулким деревянным ступеням походного дворца ньок-тенгера. Один из стражей, увидев прославленного военачальника, кинулся подвести ему горячего жеребца, но командующий жестом остановил его. Встреча с властителем не шла у него из головы. И, что самое противное, он никак не мог понять, что же именно так его зацепило.

Он воевал сколько себя помнил, и, прямо сказать, получалось это у него лучше, чем у остальных. Не зря он носил титул Арслан Победоносный. И все же командовать всей гвардией Несокрушимых – честь, о которой прежде он мог только мечтать. Но разве его многолетняя преданная служба недостойна такой награды? Он всегда был верен, и не было ему счастья большего, чем в точности исполнить волю повелителя.

Но эта горянка, кажется, ее зовут Чандра, жена отступника Атиля… Еще мгновение, и Эргез приказал бы зарезать ее, как ягненка перед священным жертвенником. Ему почему-то вспомнилось, как несколько дней назад он вышел на крыльцо и увидел эту бедную женщину, перевязывающую стертые в кровь ноги гонца. Совсем мальчишка, он сидел перед ней, сцепив зубы, едва сдерживаясь, чтобы не заорать от боли. А она прикладывала к ранам какую-то разжеванную траву и, что-то приговаривая на своем диковинном языке, обматывала кровоточащие ступни полотняными полосками. И вот в ее крови нужно было смочить такой же клочок тряпки и отослать для устрашения осужденному на изгнание мужу!

Что-то в этом неправильно. Да спасет Пророк его душу, но все же так нельзя. Арслан тряхнул головой, понимая: если бы кто-то решил убить добрую женщину, перевязавшую его собственные раны, то при случае он бы всяко стоял за нее горой и без колебаний прикончил стервеца.

Мысль была отрадной, но, будто наказание за тайную крамолу, в глубине сознания с лязгом открылась потайная дверь, а за ней лица, лица… Из глубочайшего провала забвения один за другим выходили те, кто за годы боев нашел смерть от его руки. Он и сосчитать не мог, сколько их было: молодые, старые, мужчины, женщины, вооруженные и безоружные… Все они были врагами Пророка, все не желали открыть сердце истинной вере и тем самым осмеивали милосердие его. Они недостойны были счастья жить и потому умерли. Он лишь привел в действие оружие, исполнившее волю Творца Предвечного.

Отчего же вдруг сегодня дрогнуло сердце, неужели в неведомом каземате души не осталось места для новых пустоглазых мертвецов? Он резко одернул себя, укоряя за малодушие и минутную слабость. «Чего мудрить, просто она хороша собой, если приглядеться, а он мужчина – вот и прокрался в сердце тонкий ядовитый червь похоти. Нужно призвать ее к себе в шатер, насладиться ее телом и выгнать, как гонят от стола шавку, обтерев руки о ее шерсть!»