Исцеление от травмы. Как справиться с посттравматическим стрессом и вернуться к полноценной жизни - Кэти Мортон

полицией или охраной с применением физической силы из-за введения новых законов и правил, куда можно ходить и что можно делать. Все это невероятно тяжело.

Тем не менее по мере развития событий я осознала, что каждый человек реагирует по-своему. Кто-то может столкнуться с ПТСР, если он сам или кто-то из близких пострадает от COVID-19 или любых последствий перенесенного вируса. Кто-то может испытывать сложности с привыканием к «новой нормальности» и пребывать в расстроенном состоянии в течение нескольких месяцев, а у кого-то могут возникнуть и некоторые симптомы ПТСР, но продолжаться всего несколько недель. Повторю, у каждого из нас разный уровень способности справляться с обстоятельствами, при этом ни один из нас не сможет остаться безучастным.

Недавно я прочитала пост одной женщины, на аккаунт которой я была подписана много лет. Она делилась тем, что ее муж заболел коронавирусом, и из-за осложнений его ввели в искусственную кому. Она была в отчаянии: у них только что родился малыш, супругу всего 41 год, он был здоров, и ранее у него не было никаких клинических диагнозов. Как это вообще могло с ним случиться? И с ней? Я сидела и смотрела на экран своего телефона в слезах, мне было невероятно больно из-за того, что произошло с этой женщиной и ее семьей, из-за потери и травмы, с которыми им пришлось столкнуться. У меня даже были сны об этих событиях, и я просыпалась среди ночи расстроенной, как будто это все происходило со мной.

Конечно, вы можете сказать, что я просто впечатлительная и я не знаю эту женщину в реальной жизни, но меня очень огорчила ее история и ситуация, поверьте. Думаю, что так произошло из-за того, что вирус и на меня оказал влияние: он изменил мою жизнь и мой взгляд на мир. Полагаю, что вполне могу представить, что переживает эта женщина, потому что я сама переживаю очень облегченную версию подобной ситуации и близка с этой женщиной онлайн. Повторю, что должна выразить несогласие, когда читаю в DSM, что электронные средства массовой информации не могут стать причиной ПТСР. Мы все связаны друг с другом, нам кажется, что мы знаем друг друга, и мы можем получить одну и ту же травму, поделившись ею друг с другом. Я привожу этот пример, надеясь, что это вас поддержит и поможет принять все те ощущения, которые вы испытывали и продолжаете испытывать из-за пандемии. Слишком уж часто мы бываем уверены, что наши мысли и ощущения уникальны или эксцентричны, а на самом деле они нормальны и обычны, если, конечно, мы изо всех сил стараемся проявлять сострадание и понимание друг к другу и стремимся научиться жизни в этом новом для нас всех мире.

Наконец, мне хотелось бы отметить, что ПТСР у детей немного отличается от ПТСР у взрослых. В возрасте шести лет или младше дети могут получить травму, не только непосредственно с ней столкнувшись, но и увидев или услышав, что травму получил кто-то из их родителей или опекунов. В детстве мы так сильно рассчитываем на тех, кто о нас заботится, что нам практически невозможно принять, что с ними что-то случилось. Хотя в DSM и нет такого критерия, мой профессиональный опыт показывает, что его можно было бы добавить, ведь у детей, получивших травму, появляется тенденция к регрессу в развитии. Это приводит к тому, что дети могут снова начать сосать палец, отказываться спать в одиночестве или же опять мочить постель, несмотря на то что уже умеют пользоваться горшком. Я всегда была уверена, что это связано с тем, что дети таким образом пытаются вернуться к тому времени, когда они чувствовали себя в безопасности и им было хорошо, или же взросление кажется им связанным с таким количеством опасностей, что они предпочли бы не взрослеть. Какой бы ни была причина, лично я всегда выясняю подобные моменты, чтобы убедиться, что я не упускаю ничего важного.

Почему диагноз — это еще не все

Когда я заканчивала обучение в 2008 году, я сосредоточенно изучала DSM так, как будто заучивала Библию. Я постоянно читала о различных диагнозах, симптомах, которые им соответствуют, и о том, что мне необходимо исключить, прежде чем ставить диагноз. И даже сейчас, записывая видео для своего профессионального канала на YouTube, я в большинстве случаев использую DSM, цитирую, зачитываю из него отрывки и часто рассказываю об определенных психических расстройствах. Это руководство помогает, направляет и считается отправной точкой для работы над симптомами клиента. Однако, следуя только собранным в нем сведениям, можно загнать себя в узкие рамки, которые помешают заметить важные нюансы.

Впервые я осознала, что DSM может оказаться неполным источником, когда работала со своей первой клиенткой с расстройством пищевого поведения. У нее было множество разнообразных симптомов: от панических атак, депрессивных мыслей и «очищающего» поведения до (даже) несуицидального самоповреждения. Клиентка обратилась ко мне за помощью в лечении расстройства пищевого поведения, но с ней столько всего происходило, что я даже не знала, с чего начинать. Я попросила своего супервизора помочь мне и открыла DSM на разделе о пограничном расстройстве личности (ПРЛ). Супервизор захлопнул книгу, убеждая меня, что не стоит так на нее полагаться, а вместо этого обратить больше внимания на клиентку. На что она жаловалась больше всего? Какие ее симптомы вызвали у меня наибольшее беспокойство? Были ли у меня какие-то предположения, что могло стать причиной появления всех этих симптомов? Мой супервизор предложил мне начать вот с чего: задать клиентке больше вопросов и позволить ей самой погрузить меня в свой опыт, вместо того чтобы пытаться втиснуть все ее проблемы в рамки какого-то диагноза. Это перевернуло мои взгляды на диагностику, и я до сих пор благодарна за это озарение в самом начале своего профессионального пути. Такой подход помог мне увидеть в своей клиентке уникальную личность, которой она и являлась, и проявить заботу именно там, где она в ней нуждалась, а не спешить поставить диагноз.

Я получила урок и запомнила его на всю жизнь после той беседы, но я как будто была запрограммирована на использование этого справочника как основного руководства при выборе лечения, поэтому примерно через год я оказалась в похожей ситуации. Я работала с молодым мужчиной, который обратился за помощью, поскольку не мог справиться со своей тревожностью. Он был удачливым бизнесменом, успешным студентом в юности и вел активную социальную жизнь. На бумаге его история выглядела прекрасно — казалось, что у него нет никаких проблем. После нескольких сеансов он случайно признался, что практикует самоповреждающее