Алмазный маршрут - Фридрих Незнанский

Всю первую половину января Александр Борисович Турецкий провел дома. Выходил на улицу всего три раза — один раз в ближайший магазин за хлебом, два других — для того, чтобы съездить в больницу имени Склифосовского, где в специальной охраняемой палате лежал помощник министра внутренних дел Виктор Солонин.

Первые несколько дней после расстрела машины в палату к Виктору не пускали. Врачей можно было понять — Солонин перенес несколько операций и был еще слаб.

— Поверьте мне, Александр Борисович, — говорил главный врач, — сейчас больного лучше не беспокоить.

— Я не буду его беспокоить, — пытался объяснить Турецкий.

— Александр Борисович, уважаемый, я же не учу вас, как ловить преступников. Вот и вы не объясняйте мне, что лучше для больного.

Протестовать было бесполезно, принципиальность главного врача в этих вопросах была общеизвестна. Да Турецкий и сам понимал, что врач прав. Нельзя, значит, нельзя.

— Александр Борисович, — мягко объяснял врач, — я вам обещаю, как только я буду уверен, что Виктор оправился, я лично сообщу вам об этом. Тогда вы приедете его навестить. Хоть среди ночи.

— Но кризис хотя бы миновал? — волновался Александр Борисович.

— Кризис позади, — успокаивал главный врач. — Да вы не переживайте. Ваш друг парень крепкий. Он мне тут рассказал, как вы с ним по пустыне бегали.

— Так он может говорить? — изумлялся Турецкий. — Почему же я не могу его видеть?

Главный врач вздохнул, разговор обещал начаться по новой. Пришлось прибегнуть к железной врачебной отговорке.

— Да вы не волнуйтесь, Александр Борисович. Я обязательно вам позвоню. А теперь, извините, но меня ждут мои пациенты.

Но Турецкий не мог не волноваться. В том, что произошло с Солониным, он чувствовал свою вину. Умом Турецкий понимал, что его вины здесь нет, что все это не более как издержки их с Виктором профессии плюс неудачное стечение обстоятельств, но избавиться от сидевшего внутри горького чувства было выше его сил.

Ведь он тоже был там.

И он тоже мог ехать в этой машине.

Или, наоборот, он мог уговорить Виктора не садиться в эту машину, а поехать в другой.

Но ведь никто не знал, что произойдет.

И Солонин не знал.

И он, Александр Борисович Турецкий, тоже не знал.

Об этом Турецкому говорили все. Об этом ему сказал Костя Меркулов на следующий день. Эти же слова повторил Славка Грязнов. Об этом каждый день ему твердила дома Ира. В конце концов, об этом ему постоянно напоминал внутренний голос.

Но горькое чувство прочно обосновалось в районе грудной клетки и не собиралось сдавать своих позиций.

А в палату к Солонину его по-прежнему не пускали.

Понимавший его состояние Константин Дмитриевич Меркулов предоставил Турецкому сверх праздников еще полторы недели на отдых.

— Отдохни, развейся, — сказал Константин Дмитриевич. — Приходи в себя. Чтобы через полторы недели был как огурец. Не в том смысле, чтобы цвет лица зеленый, а в том, чтобы бодр, свеж и готов в бой.

Ира предложила съездить всей семьей к родственникам в Прибалтику. Александр Борисович отказался. После месяца, проведенного в африканской республике Намибия, ехать никуда не хотелось. Тем более к родственникам. Хотелось сидеть дома и не высовываться.

В результате к родственникам не поехал никто. Александр Борисович хандрил, лежа на диване с книгой в руках и телефоном на тумбочке, Ирина Генриховна следила за тем, чтобы он не умер с голоду.

Для этой цели было приобретено новое издание знаменитой поваренной книги «Кухня народов мира» (расширенное и дополненное), по рецептам которой Александру Борисовичу Турецкому приготовлялась пища.

Наверное, если бы не Ира, Генеральная прокуратура вполне могла недосчитаться своего самого лучшего и самого знаменитого представителя.

Единственным разделом книги, к которому тактичная Ирина Генриховна не обращалась ни разу, был раздел под названием «Кухня народов Африки». И правильно делала.

…Их совместная с Солониным поездка в Намибию закончилась расстрелом на пути из Шереметьева-2. Свидетель, которого поймал, расколол и в тот момент транспортировал Виктор, был убит. Понятно, что преступники их машину уже ждали, чтобы устранить свидетеля.

Точно так же было понятно, что дело не закрыто. Или даже толком не открыто. Нет человека — нет проблемы. Если бы Солонин чудом не остался жив, то проблемы не было бы совсем. У преступников. Что касается следственных органов, то у них проблем бы прибавилось.

Теперь Виктор был единственным человеком, который, хотя бы и на словах, мог рассказать о том, о чем ему рассказал покойный подполковник в отставке Юрий Данилович Кокушкин. Разумеется, для суда слова Солонина не имеют никакого значения, но для следствия они значат очень много. Виктор был единственным, кто знал, почему было совершено нападение на их машину.

Александр Борисович об этом не знал. Так получилось, что в Намибии они оказались по абсолютно разным причинам, хотя и под единым прикрытием.

Чертова группа выживания! Каждый раз, когда Турецкий вспоминал об их марш-бросках, у него непроизвольно начинал кривиться рот. И каждый раз он мысленно посылал парочку непечатных ругательств в адрес своего закадычного приятеля, генерал-майора милиции Вячеслава Ивановича Грязнова. Ведь это именно Славка надоумил его взять себе такое «замечательное» прикрытие.

А Турецкий взял с собой Солонина. За компанию. Тогда он не знал, что у Виктора свой профессиональный интерес в Намибии — специальное поручение министра внутренних дел. С поручением Виктор справился. А вот отчитаться по всей форме перед министром не успел.

Профессиональное чутье подсказывало Александру Борисовичу, что теперь и ему придется заняться этим делом. Такого разговора пока не было, но Александр Борисович служил в органах не первый год и знал, что если дело попало под личный контроль министра, то со стороны Генеральной прокуратуры оно находится в ведении его уважаемого и любимого начальника Константина Дмитриевича Меркулова. Соответственно занимается им, как правило, не кто иной, как Александр Борисович Турецкий собственной персоной.

Впрочем, состояние здоровья Виктора Солонина волновало сейчас Турецкого гораздо больше.

Именно по этой причине рядом с диваном, на который в позе султана возлегал Александр Борисович Турецкий, стоял телефонный аппарат, и каждый раз, когда раздавался звонок, первым к трубке всегда успевал сам Александр Борисович.

Вот и на этот раз телефон успел прозвонить всего два раза. Не успел раздаться третий звонок, а трубка уже была в руке у Александра Борисовича.

— Турецкий у телефона.

— Александр Борисович, — раздался из телефона бодрый голос, — приветствую.