Взрослые сказки - Александр Попов

Город – дерево. Улицы – ветки. Люди – листья. Что ни вечер, то осень.

Город – клетка. Улицы – прутья. Я – им птица.

Люди ловят их. А я песни пою.

У меня не было зеркала. Когда умерла мама, купил, еще не зная, зачем. Уходя из дома, гляжусь в него, и возвращаясь, смотрю. Я похож на маму.

В детстве сказки длинные-длинные, как сама жизнь. Каждый прожитый год понижает их в росте, в весе до смысла слова доводит, после которого кто-то…

Как стал изгоем? Когда? Отказался вдевать нитку в игольное ушко? Не мог подсматривать за миром, хотел жить в нем? А меня упорно заставляли быть предателем этого огромного мира? Я не предал той нитки.

Как говорил Саади: «Даже тень Птицы Хумай приносит весну, а сама она и есть счастье, а крылья ее – небо, а глаза – солнце, а клюв – луна, она улыбается им».

Говорят, когда-то на свете жил мудрец, что мог на любой вопрос ответ найти. Однажды к нему пришел юноша и спросил: «Что короче счастья?»

Мудрец задумался и умер от ответа.

– Второй шаг сделаю рукой, не ногой.

– И как это понимать?

– Как пощечину!

Добро сильные помнят, у слабых на это ума не хватает.

Бабы не только женщины, но и срока на полжизни, и камеры на полнеба.

Она всегда мечтала подрасти, а как мечта сбылась, жизнь ушла на минуты.

Ему приснился сон, что войны было на день больше, и он не вернулся из сна, фронт не отпустил обратно.

Волки не воют, они небу жалуются на нас.

День – это жизнь.

Два – уже вечность.

Любая система на вопрос: «Свой? Чужой?»,

считает за счастье обвинить не своим.

Читая Красную книгу о черных носорогах, об уссурийских тиграх, наткнулся на русских. Заинтересовался. Оказалось, они себя съели. Тигры с носорогами в зоопарках живут, русские – в Красной книге.

Система – это те сиськи, из которых молоко пить не стоит.

Мужика встретил из первобытного века. Поинтересовался, зачем он сюда вернулся. Ответ огорошил: «У вас опять на стенах писать стали, а это по мне».

Она о том, чего двумя не удержать, а четырьмя сложно.

Если кроме сказок ничего не читать,

тогда они порой сбываются.

Сказки, как птицы, сбиваются в стаи.

У этого клина красивое женское имя – Книга.

Из сказок нельзя выходить. Люди не в сказках – судьи.

Врагом государства назвать себя не могу, я его овраг.

Черная точка на белом – повод для сплетен. Белую точку на черном не замечают, но подглядывать через нее многие горазды.

С завтрака до обеда перечисляю то, чего не знаю.

С обеда до ужина – то, чего не могу.

С ужина, униженный, отсчитываю года в обратную сторону и засыпаю сном младенца.

Собираю тень в кулак, сжимаю что есть силы – и в форточку ее. Кто-то называет чудачеством. Нет!

Так я одиночество ловлю.

Утренние сказки – от ума. У меня его нет.

Вечерние сказки – от ушибов, удушья, ошибок…

Вечер: почта, врач, почерк…

Дохожу до синевы. Синяки и ссадины.

Вот такие ордена.

Сводит скулы, вот и сказки скупые.

Школа, институт крали время. Служба – свет, полстраны доедает совесть. Знать бы, когда подавится?

То ли Лиса Алиса, то ли Суламифь, а может, сама вселенная Веснушек… Откуда весть: из сказки, из песен Соломона или из Космоса? Пришла, улыбнулась, обняла – и жить захотелось.

Россия просто обязана первой войти в Европу, взяв за руку с собой Украину. А ей поставить задачу привести туда Белоруссию. А потом они вместе позовут Казахстан.

– Кто всегда обречен на неуспех?

– Правда.

– С потерей времени уходит страх.

– А потеря пространства?

– Возвращает свободу.

Мороз – это азбука Морзе.

Замерз – точка.

Идешь – тире.

Чудо неудач неоспоримо. Не исправляй.

Полжизни прошло. Две трети пробежало. Три четверти промелькнуло. Пять шестых за спиной осталось. Семи восьмых как не было. А чисел впереди еще тьма тьмущая. И жизнь продолжается.