Чарлз-стрит, 44 - Даниэла Стил

Как всегда, обед в обществе матери оставил у Франчески чувство эмоциональной опустошенности. Их разговоры были поверхностными, им недоставало глубины и смысла. Хорошо еще, что встречи с отцом ее неизменно радовали.

На той неделе он заглянул в галерею и купил для Эйвери маленькую картину, уверенный, что приобретение придется его жене по душе. Франческа сделала ему скидку, как партнеру, поэтому картина досталась ему чуть ли не даром, но он признался, что это полотно выбрал бы в любом случае. Он поразился, узнав, что Франческа часто бывает на выставках и ярмарках искусств в других городах, ищет новые, еще неизвестные широкой публике имена, проводит часы в мастерских, вместе с художниками изучая их работы. В галерею Франчески попадали только достойные картины. Генри был почти убежден, что один или двое нынешних подопечных его дочери со временем смогут снискать громкую славу. Франческа объяснила, что картины художника, одну из которых купил Генри, пользуются устойчивым спросом, на День благодарения она как раз продала несколько, размерами побольше. Правда, Генри считал, что цены в галерее слишком занижены, хотя и выгодны для покупателей. Тем временем Франческа заявила, что готовность потратить деньги у людей чаще всего появляется перед праздниками. Радужное настроение отца объяснялось тем, что он сам только что продал одну из своих лучших работ. Часть вырученной суммы он сразу отложил на новый «рейнджровер» для Эйвери: ей всегда хотелось иметь такую машину, но, несмотря на финансовые успехи, она по-прежнему ездила на старенькой «тойоте» и, хотя Генри уверял, что это небезопасно, отказывалась сменить ее. Он по секрету сообщил Франческе, что хочет сделать жене сюрприз и перед отъездом в Аспен преподнести ей на Рождество машину.

Запирая галерею ближе к вечеру в сочельник, Франческа вдруг замерла, пораженная мыслью: ее родителям нет дела до того, как она проведет Рождество. У них, как всегда, свои планы. Рядом с Тоддом праздники преображались, но не в этом году. Сейчас свои планы появились и у него — в отличие от Франчески. Конечно, она могла бы позвонить друзьям, навестить их или знакомых художников, но настроение к этому не располагало. Два приглашения в гости она уже отклонила. В этом году ей хотелось побыть одной, точнее, наедине со своей меланхолией. Переезд Тодда неумолимо приближался, по прибытии домой Франческу встретил штабель коробок в холле. Значит, он все-таки уезжает. Франческа была готова к этому, но все равно загрустила. Не поддаться унынию на ее месте не сумел бы никто.

Сочельник она провела у экрана, смотрела один фильм за другим и жевала ужин из китайского ресторана. Ставить и наряжать елку она раздумала и не жалела об этом. Ей хотелось, чтобы праздники пролетели как можно быстрее. После Нового года начнется совершенно другая жизнь. Опять одинокая.

На Рождество родители позвонили ей, Тодда она видела мельком — он куда-то убегал. Тодд помахал ей, улыбаясь, но не переставая говорить по мобильнику. Франческа отметила, что он в костюме, и задумалась: куда он идет и с кем? Теперь ей даже не верилось, что совсем недавно они жили вместе и думали, что у них есть что-то общее.

Днем она долго гуляла по Уэст-Виллидж, улыбалась парам, которые вывели на прогулку детей. Навстречу то и дело попадались радостно взбудораженные люди, нагруженные коробками в подарочной упаковке, а один раз Франческа увидела, как из машины выбрался Санта-Клаус в красном бархатном костюме, надел колпак, нацепил бороду и заспешил поздравлять кого-то. Странно было оставаться одной в такой день, но Франческа ничего не имела против, и это ее забавляло. Одиночество гораздо проще вынести, чем необходимость притворяться, будто она счастлива. Ей представилась мать на яхте в Карибском море, с надеждой ждущая своего очередного мужчину, отец и Эйвери в Аспене, и Франческа вдруг поняла, что даже рада возможности наконец-то побыть одной. Тем вечером она улеглась спать пораньше и вздохнула с облегчением: праздники заканчивались.

А потом наконец наступил день, которого она ждала уже несколько месяцев и боялась дождаться. Накануне наступления Нового года она забралась в постель в девять вечера, к полуночи крепко спала, а утром проснулась от грохота шагов Тодда, бегающего вверх-вниз по лестнице и перетаскивающего свои коробки. Он заказал грузовик, ему пришли помочь двое товарищей. Франческа понуро побрела в гостиную и успела увидеть, как из нее выносят диван. Они с Тоддом уже договорились, как поделить вещи, за этот диван он охотно заплатил. Добротный, обитый коричневой кожей, диван прекрасно вписывался в интерьер. Теперь придется покупать новый. Тодд согласился оставить ей кровать и почти всю обстановку спальни, хотя эти вещи покупал он. Но диван и два глубоких уютных кресла уезжали вместе с ним в новую квартиру. Провожая их взглядом, Франческа едва сдержала тошноту. Ей казалось, будто у нее отпилили конечности и сложили в картонные коробки, завернув пузырчатой пленкой и засыпав полистироловыми шариками, и что вместе с бокалами для вина, которые тоже покупал Тодд, дом покидает ее сердце.

К середине новогоднего дня все было кончено. Кузов грузовика до отказа набили вещами, Тодд разыскал Франческу на кухне. Стоя у окна, она отрешенно смотрела на зимний сад.

— Уезжаю, — тихо произнес он, когда она обернулась, и увидел, что по ее щекам стекают слезы. Тодд обнял ее, сам едва не плача. — Глупо это звучит, но я тебя люблю. Прости, что все так вышло.

— И я. И я тебя люблю.

Но как бы больно ни было обоим, как бы они ни были привязаны друг к другу, оба понимали: это к лучшему. Они все равно расстались бы, если не сейчас, так потом.

— Позвони мне, если что-нибудь понадобится. Я приеду в любое время и помогу.

Она кивнула, не в силах выговорить ни слова. Он поцеловал ее в лоб, круто повернулся и почти побежал к лестнице, оставив плачущую Франческу посреди кухни. Через несколько минут хлопнула входная дверь. Он ушел. Казалось, кто-то вырвал у нее сердце. И Тодду в эту минуту было не легче — Франческа знала наверняка. То, во что ей не верилось до последней минуты, наконец случилось. Весь дом принадлежит ей, Тодд на Чарлз-стрит больше не живет. Ей осталось лишь одно: следовать дальше своей дорогой. Зная наверняка, что Тодд уже так и сделал.

На следующий день после отъезда Тодда Франческа купила цветов почти для каждой комнаты. Она отдраила кухню, пропылесосила коридоры, убедилась, что на верхнем этаже порядок, и к полудню, когда прибыла Эйлин, дом выглядел опрятно и гостеприимно. Широко улыбаясь, Эйлин шагнула через порог, навстречу ждущей Франческе. С собой девушка привезла четыре чемодана, несколько коробок и три пакета из магазина обуви. Франческа предложила помочь ей отнести вещи наверх, и Эйлин смущенно указала на обувные пакеты:

— Извините, на Рождество я что-то разошлась. Сначала впала в депрессию, а потом у меня случился приступ обувного обжорства. В чемодан они не влезли.

— Ничего страшного. — Франческа улыбнулась ей. — Я еще и не такое видела: моя мама обувная фетишистка. У меня зависимость от «Найка», зато мама носит такие шпильки, что от одного вида кружится голова.

— Я тоже такие люблю, — призналась Эйлин, пока они ставили вещи на пол в спальне верхнего этажа. После этого Эйлин спустилась в холл за остальным.