Сорок лет с В. А. Гиляровским - Николай Иванович Морозов

неутомимому, вечно юному всемосквичу В. А. Гиляровскому. Сейчас я был у него и видел наделавшие такого переполоха в интендантстве „инкриминируемые“ нитки, видел письма, которые валятся к нему со всех сторон каждый день. Взял даже себе на память пучок ниток, рвущихся, как паутина, и несколько красноречивых писем. Этими нитками, гнилыми и никуда не годными, сшиты миллионы солдатских рубах, штанов, халатов. Работы исполняются конторами, взявшими на себя подряды, а конторы от себя сдают работу несчастным женщинам, получающим пятак за шитье рубахи, пятак за пару штанов, двугривенный за халат. Нитки конторы заставляют покупать у себя. На пошивке вещей и на нитках, на этом грошовом предмете, наживаются чудовищно…»

Выступления В. А. Гиляровского в печати не исчерпываются приведенными здесь примерами, в книге отмечены лишь наиболее характерные из них.

Продолжая работать в «Русских ведомостях», В. А. Гиляровский печатал стихи в периодике и готовил к выпуску в свет книгу своих стихотворений под названием «Забытая тетрадь».

В разговорах о литературе В. А. Гиляровский всегда высказывал мысль, что у нас нет учителей выше Пушкина и Гоголя. Преклоняясь перед творчеством великих классиков, он никогда не мирился с декадентами, со всякой заумной поэзией и считал представителей этого течения людьми четвертого измерения. У него под таким заглавием была напечатана в 1900 году в «Русском слове» острая статья против левых течений в искусстве и литературе. Прочитав ее, А. П. Чехов писал ему: «Милый дядя Гиляй, твои „Люди четвертого измерения“ великолепны, я читал и все время смеялся. Молодец дядя… Твой A. Чехов. 23 марта. 1900 год».

В стихах «Забытой тетради» отражается характер той эпохи. Автор в стихотворении «Поэт» писал:

Я — эоловой арфы струна, Я — событий предвестник и эхо, Плачу я, когда плачет страна, Повторяю я отзвуки смеха. Слышу шепот нейдущей толпы, Взрыв вулкана грядущего чую… По стремнинам вершин без тропы С облаками в туманах кочую…

Всякое отражала «эолова арфа»: пережитые бури, превратности судьбы, разбитые надежды юности, гражданскую скорбь.

В годы первой мировой войны вышли в свет три сборника его стихотворений: «Казаки» — 1914 год, «Год войны»— 1915 год и «Грозный год» — 1916 год. Они были написаны под впечатлением побед русского оружия. Но вот русская армия, не имевшая дальнобойной артиллерии, достаточного запаса снарядов к действующим пушкам, остро ощущавшая нехватку винтовок, разутая и некормленая, стала отступать с завоеванных Карпат, из Львова, Перемышля. Разразилась катастрофа. Видя это, B. А. Гиляровский отделил тогда русский народ от царя и правительства.

— Романовы во всем виноваты, — говорил он. — Это они отступают, русский солдат непобедим.

ЧЕТВЕРТЬ ВЕКА В ЛИТЕРАТУРЕ. МАСТЕР ЭКСПРОМТА

Литературная общественность Москвы в 1908 году отметила 25-летний юбилей литературной деятельности В. А. Гиляровского. Пресса тепло писала о нем в этот памятный для него день. «Русское слово», где он сотрудничал, отвело ему огромный подвал, с блеском написанный В. М. Дорошевичем, в той же газете появились статьи Вл. И. Немировича-Данченко и старого литератора П. Сергеенко. «Русские ведомости» поместили большую статью критика В. М. Шулятикова, где давалась оценка прозаическим произведениям юбиляра. В «Голосе Москвы» юбилей отмечался двумя статьями: К. С. Кузьминского и Н. Золотова. Отозвались «Раннее утро», «Рампа и жизнь», «Новости сезона», «Театр», газеты Петербурга и провинции.

Поздравления сыпались отовсюду. На квартиру к Владимиру Алексеевичу пришел поздравить С. А. Муромцев, бывший председатель 1-й Государственной думы, разогнанной царем, и тут же появилась депутация от аборигенов Хитрова рынка; явились представители «Русских ведомостей» и «Русского слова», а за ними — представители от московских пожарных и наборщиков типографий. Телеграммы, письма поступали от редакций, театров, разных учреждений, разных лиц, пришло поздравление и от заключенных Таганской тюрьмы с тюремной печатью на конверте…

Вечером на квартире собрались друзья. Литераторов, артистов, художников и прочих было множество. Как и следовало ожидать, представители литературы приготовились выступить с речами. Первым выступил представитель «Русского слова». Он начал речь с большим подъемом, торжественно и, как только дошел до слов, обращенных к юбиляру: «…Ваше острое талантливое перо вскрыло много язв нашей неприглядной действительности…», Владимир Алексеевич оборвал оратора и, сделав жест рукой по направлению к соседним комнатам, где были накрыты столы, сказал с присущим ему остроумием:

— А теперь давайте вскроем вот эти двери, выпьем там и закусим. — Схватив оратора под руку, он потащил его к столу при общем хохоте. Там уже потом говорили речи и сыпали всякие шутки и остроты.

В. А. Гиляровский много писал о художниках вообще и о молодых в частности. Поэтому особый юбилей ему устроил кружок художников общества «Среда», собиравшийся много лет на квартире у В. Е. Шмаровина на Большой Молчановке. В. А. Гиляровский был завсегдатаем этого кружка. Там был заведен такой порядок: художники каждую среду отмечали специальным протоколом в рисунках и карикатурах всякое яркое событие, происшедшее за неделю не только в Москве, но и на всем белом свете. Художники признали юбилей Гиляровского значительным общественным событием и посвятили ему вечер и протокол. Владимира Алексеевича нарисовали на большом листе ватмана богатырем, в мохнатой папахе, с огромным пером в руке, несущим функцию казацкого копья. На развилках дорог вместо степного камня красовалась огромная чернильница, высотой до плеча всадника.