Изнанка - Ян Войк

– Нет, – Андрей бросил взгляд на полоску белого золота, охватывающую безымянный палец. – Но оно не всегда работает.

– Папа, они – хорошие. И ничего нам не сделают.

– Доброе утро, – за разговором они не заметили, как подошла Людмила.

– Доброе.

– Здравствуйте.

– Не помешаю?

– Нет, конечно.

– Я смотрю, вы плохо спали ночью. Мы вам мешали своей болтовнёй? – женщина облокотилась на перила.

– Всё нормально. Это не из-за вас.

– Да? Ну ладно. А то извиняйте, если что.

– Вы тут ни при чём.

– Андрей… – на какое-то мгновение она задумалась, собираясь с мыслями. – Мы бы хотели попросить тебя кое о чём.

– Мы? – уточнил Милавин.

– Все, кто живёт здесь, на станции. Ну, то есть те, кто тут… обитает. Те, кто ещё при памяти.

Людмила суетливо достала из пачки сигарету, щёлкнула зажигалкой и закурила. На Андрея она не смотрела, повернувшись к нему в профиль.

– Я слушаю.

– Вы ведь рассчитываете вернуться обратно… к живым.

– Очень на это надеюсь.

– А ты бы мог встретиться кое с кем из наших близких и передать им письма?

– Письма? – Милавин растерялся.

– Да. Понимаешь, здесь ведь всё произошло так неожиданно. Никто из нас не думал, когда спускался в метро, что это навсегда. Я, например, перед уходом на работу разругалась с мужем. Мы с ним всё время ругались. Ругались и мирились, ругались и мирились, и так без конца. Такое уж нам выпало семейное счастье. А теперь я бы хотела помириться с ним в последний раз. Ну, и остальные тоже. Дима что-то написал матери, Владимир – дочкам. Михаил, Лена, Оксана, даже Жанна… В общем, всего семь писем. Ты их передашь?

Вот теперь Людмила обернулась к нему и сверху вниз посмотрела прямо в глаза. Для неё это было важно, безумно важно, важнее этого ничего не осталось.

– Передам, – ответил Андрей, поднялся на ноги и тоже облокотился на перила. – Там есть адреса или телефоны, к кому обратиться?

– Да, да, мы всё подписали. Вот здесь смотри, – она торопливо полезла во внутренний карман пальто и извлекла оттуда семь сложенных вчетверо тетрадных листов в клетку, по одному из краёв каждого тянулась бахрома оборванной перфорации. – Тут адреса и – кто вспомнил, конечно, – написал ещё мобильные телефоны. Но если без телефона, это ведь ничего? Ты ведь сможешь найти?

– Смогу. Обязательно найду, – Милавин взял письма из её мелко трясущихся от волнения рук. – Я передам.

Людмила вздохнула и смущённо отвернулась, наверное, поняла, как выглядит сейчас со стороны, и ей стало неловко.

– Спасибо тебе, Андрей. Огромное спасибо. От всех нас.

– Не стоит, всё в порядке.

– Ты не понимаешь…

– Я всё понимаю. Я передам.

Она снова обернулась к нему, ещё мгновение пыталась быть твёрдой и сильной, а потом вдруг что-то лопнуло внутри и грубоватая властная Людмила, которая умела одной короткой фразой погасить мужской спор в зародыше, шагнула к Андрею, обняла за плечи и совершенно по-бабьи ткнулась лицом ему в грудь.

– Я бы, наверное, тоже давно ушла. Растворилась бы на хрен в воздухе, как остальные, – услышал Милавин трясущийся от рыдания голос. – Но я так за него переживаю… Он ведь ничего не умеет, ни завтрак себе приготовить, ни постирать, ни погладить, ничего не может. Наша дочка, Катерина, она уже сама замужем и не сможет о нём заботиться. Как же он там один? Ему плохо без меня. А ещё, чего доброго, пить начнёт. Это совсем никуда не годится. Ему нельзя пить, у него же язва. Ты скажи ему… Скажи, что я запрещаю… Нет-нет, ему нельзя запрещать. Скажи, я прошу… я умоляю… чтобы он себя берёг. Скажи ему, обязательно.

– Я скажу, – честно говоря, Милавин был совершенно ошарашен её слезами и не знал, что говорить. – Ты не переживай так…

«Мог бы что-то и получше придумать, идиот!»

– Ну как же…

– А вот так, – он крепко взял её за плечи. – Мы – мужики – совсем не такие беспомощные, как кажемся. Ленивые – это да. Но не беспомощные. Я уверен, с ним всё в порядке. Я расскажу ему о тебе и передам, что ты просила. Всё будет хорошо.

Он почувствовал, как Людмила отрицательно мотает головой, всё ещё уткнувшись мокрым лицом ему в грудь.

– Будет. Поверь. С ним всё будет хорошо…

Андрей понял, что если твердить их постоянно, то слова теряют свою цену. Да и нужно ли было ей что-то говорить? Наверное, нет.

Так, обнявшись, они простояли больше минуты, за это время Милавин перехватил несколько удивлённых или даже обескураженных взглядов, брошенных в их сторону, остальными обитателями станции. Наконец, Людмила отстранилась от него.

– Ну, всё… всё… – она подтянула рукав шерстяной водолазки и промокнула им уже и без того сухие глаза.

– Ты извини меня за эту истерику…

– Брось. Всё в порядке.

– Ну… в общем, спасибо тебе, что выслушал и согласился помочь. – Людмила снова стала прежней, если не замечать чуть покрасневших глаз.

– Всегда пожалуйста, – улыбнулся Андрей.

Она тоже улыбнулась ему в ответ, правда, улыбка у неё вышла неуверенная, даже смущённая, извиняющаяся за прорвавшиеся наружу эмоции.

К ним подошёл Иван.

– Давай собираться. Пока там светло нам надо успеть пройти побольше.

– Хорошо, – Милавин кивнул.

– Через сколько вы будете готовы? – спросила Людмила.

Поводырь неопределённо дёрнул плечом.

– Минут через десять-пятнадцать.

– Как соберётесь, подходите, – она махнула в сторону свечной пирамиды, а потом сама направилась туда, оставив их втроём около перил.

– Не знаешь, что они задумали? – спросил Иван.

– Нет.

– Вот и я не знаю. Ладно, пошли.

* * *

Сборы заняли даже меньше десяти минут. Свернуть спальник Ивана, уложить кое-какие мелочи вроде умывальных принадлежностей и кружек в ранцы, крепко затянуть шнуровку на берцах перед дорогой, да нацепить разгрузочный жилет – вот и вся подготовка.

– Готовы? – встретила их Людмила.

– Вроде того.

– Тогда встаньте в сторонке, вон там у колонн. И не вздумайте нам мешать.

Снова спрашивать, что же они собираются делать, было бессмысленно, всё равно никто бы не ответил. Поэтому Иван, Андрей и Саша молча отошли к указанной колонне и стали наблюдать.

Из всех обитателей станции только двое призраков остались сидеть на месте, всё так же вдумчиво наблюдая за язычками пламени. Остальные семеро встали во весь рост вокруг красно-синей информационной колонны, венчающей пирамиду из свечей, и взялись за руки.