Савитри. Легенда и символ - Шри Ауробиндо

знает, казалось,

То, что они только мельком видели порой вдалеке.

Эти мысли не в ее слушающем мозгу сформированы были,

Ее незаполненное сердце было подобно арфе без струн;

Своего собственного голоса бесстрастное тело не требовало,

А позволяло светлому величию через него проходить.

Дуальная Сила на оккультных полюсах бытия

Еще действовала, невидимая и безымянная:

Ее божественная пустота была их инструментом.

Несознательная Природа имела дело с миром, сделанным ею,

И, до сих пор инструменты тела используя,

Скользила через сознающую пустоту, которой та[65] стала;

Суперсознательная Мистерия через ту Пустоту

Слала свое слово коснуться человеческих мыслей.

Эта великая, имперсональная речь была еще редкостью.

Но ныне неподвижное, широкое пространство духовное,

В котором ее разум выжил, нагой и спокойный,

Приняло путника из космических ширей:

Мысль прошла, задрапированная голосом внешним.

Она не звала свидетельства разума,

Она не говорила смолкшему воспринимавшему сердцу;

Она прошла прямо к сидению восприятия чистого,

К единственному ныне центру сознания,

Если центр может быть там, где все казалось только пространством;

Ничего больше не было заперто воротами и стенами тела,

Ее существо, круг без окружности,

Уже сейчас, превосходило все границы космические

И все больше и больше в бесконечность развертывалось.

Это существо было своим собственным неограниченным миром,

Миром без формы, без обстоятельств, особенностей;

Оно не имело ни почвы, ни стены, ни крыши мысли,

Но при том себя видело и на все вокруг глядело

В безмолвной неподвижности и безграничности.

Там ни персоны не было, ни ума, в центр помещенного,

Ни сидения чувства, на которое воздействует случай

Или объекты и сформированной реакции стресс.

Движения не было в этом внутреннем мире,

Все спокойной и ровной бесконечностью было.

В ней Незримый, Неведомый ждал его часа.

Но сейчас она у спящего Сатьявана сидела,

Внутри пробужденная, и огромная Ночь

Окружала ее Непостижимого ширью.

Из ее собственного сердца голос раздался,

Который был не ее, но владел мыслью и чувством.

Когда говорил он, все изменилось внутри нее и снаружи;

Все было, все жило; она ощущала, что все — одно бытие;

Мир перестал быть нереальным:

Здесь не было больше вселенной, построенной разумом,

Изобличенной как структура иль знак;

Дух, бытие видело сотворенные вещи

И бросало себя в формы бесчисленные,

И было тем, что оно видело, делало; все ныне стало

Очевидностью одной изумительной истины,

Истины, в которой отрицанию не было места,

Бытие и живое сознание,

Полная и абсолютная Реальность.

Здесь нереальность не могла найти для себя место,

Ощущение нереальности было убито:

Там все было сознательным, творением Бесконечности,

Все имело субстанцию Вечного.

И, все же, это было прежним Нерасшифруемым;

Он, казалось, вселенную бросал из себя словно грезу,

Исчезающую навеки в Пустоте первозданной.

Но теперь это не было некой вездесущей точкой неясной

Или шифром обширности в нереальном Ничто.

Оно было прежним, но сейчас не казалось больше далеким

Живому объятию ее вновь обретенной души.

Оно было ею самою, оно собою всех было,

Оно было реальностью вещей существующих,

Оно было сознанием всего, что живет,

Ощущает и видит; оно Безвременьем было и Временем,

Оно бесформенности и формы было Блаженством.

Оно было Любовью и руками Возлюбленного,

Оно было зрением и мыслью в одном всевидящем Разуме,

Оно было радостью Бытия на пиках Бога.

Она прошла по ту сторону Времени в вечность,

Выскользнула из пространства и Бесконечностью стала;

Ее существо поднималось в недостижимые выси

И не находило конца своего путешествия в Себе.

Оно прыгало в глубины бездонные

И не находило конца безмолвной мистерии,

Что в одной единственной груди держала весь мир

И давала убежище всего творения множеству.

Она была всей обширностью и одной точкой безмерной,

Она была высотой за высотами, глубиной за глубинами,

Она жила во всегда продолжающемся и была всем,

Что дает пристанище смерти и часы кружащиеся терпит.

Все противоположности были истинны в одном духе огромном,

Превосходящем измерение, изменение и обстоятельство.

Индивидуальный, с космическим собою единый,

В сердце чуда Трансцендентального

И тайне Мировой персональности

Был творец и всего господин.

Разум был одним его бесчисленным взглядом

На себя самого и на все, чем он стал.

Жизнь была его драмой, Обширность — этапом,

Вселенная была его телом, был душою которого Бог.

Все было одной единственной необъятной реальностью,

Все — этой реальности неисчислимым феноменом.

Ее дух видел мир как Бога живого;

Он видел Одно и знал, что все — это Он.

Она знала его как самопространство Абсолютного,

Единого с ее самостью и почву всех вещей здесь,

В котором мир блуждает, ища Истину,

Хранимую позади его лика неведения;

Она за ним следовала сквозь марш бесконечного Времени.

Все события Природы были событиями в ней,

Удары сердца космоса ее были собственными,

Все существа мыслили, чувствовали и двигались в ней;

Она поселила в себе мира обширность,

Его дали были ее природы границами,

Его близости — ее собственной жизни интимностями.

Ее разум стал близко знаком с разумом мира,

Его тело ее тела было более обширным каркасом,

В котором она жила и себя знала в нем

Одну, многочисленную в его множествах.

Она была одним существом и одновременно всеми;

Мир был ее духа широкой окружностью,

Ее близкими друзьями были мысли других,

Их чувства были близки ее универсальному сердцу,

Их тела были ее множеством тел, родных ей;

Она больше была не собой, а всем миром.

Из бесконечности все к ней приходило,

В бесконечности чувствующие она простиралась,

Бесконечность была ее собственным естественным домом.

Нигде она не жила, ее дух был везде,

Созвездия вокруг нее вращались далекие;

Земля видела ее рождение, все миры ее были колониями,

Более великие миры жизни и разума были ее;

Вся Природа воспроизводила ее в своих линиях,

Движения Природы были более обширными копиями ее собственных.

Она была одной самостью всех этих самостей,

Она была в них и они все были в ней.

Сперва это необъятной идентичностью было,

В которой ее собственная идентичность была утеряна:

Что казалось собой, было образом Целого.

Она была цветка и дерева подсознательной жизнью,

Вспышкой медовых бутонов весны;

Она пылала в страсти и великолепии розы,

Она цветка страстного красным сердцем была,

Белой грезой лотоса в омуте.

Из подсознательной жизни к разуму она поднималась,

Она мыслью и страстью сердца мира была,

Она была божеством, спрятанным в человеческом сердце,

Она была подъемом его души к Богу.

Космос цвел в ней, она была его ложем.

Она была Временем и грезами Бога во Времени;

Она Пространством была и широтой его дней.

Из этого она