За Уральским Камнем - Сергей Жук

Строительство стругов, особенно по весне, — занятие волнительное, вызывающее неудержимый эмоциональный подъем. Визг пил и стук топоров сопровождается песнями, криками и руганью мастеров.

Неожиданно приехал в гости к казакам Звероулка, да не один. С ним пожаловали еще несколько тунгусских князцов, да с поклажей. Долго они ходили среди работающих казаков. Те, увидев знакомое лицо Звероулки, махали руками и кричали приветствия. А тунгус вне себя от гордости, низко кланяясь, произносил:

— Господине казаку, Звероулка челом бьет!

Атаман Петр Бекетов встретил тунгуса с довольной улыбкой. Путешествие, что предстояло совершить, и ему будоражило кровь.

— Звероулка приехал прощаться с белым атаманом. Скоро по реке пойдет лед, и он не сможет перебраться с того берега, а русские уплывут на своих больших лодках, — молвил он. — Со мной пришли соседи. Они слышали от меня, что русский царь велик, и ему подвластны все народы, живущие на закат солнца. Я, Звероулка, и родовые князья Ойлан, Милзяк и Халинка хотят дать шерть русскому царю и заплатить ясак.

«То-то проняло инородцев!» — удивился про себя атаман.

Недолго рассуждая, Петр Бекетов поставил тунгусских князей на колени и обнажил свою саблю. С насаженным куском черного хлеба она угрожающе зависла над покорными головами инородцев.

— Отныне быть тебе, Звероулка, тебе, Ойлан, тебе, Милзяк и тебе, Халинка, под его государевой высокой рукою, и ему, великому государю, служить и прямить, и добра хотеть во всем, и ясак ему, великому государю, давать во все года непременно, как и иные его государевы ясачные люди, и ему, великому государю, не изменять, и над его государевыми служилыми людьми дурна никогда не чинить и не побивать, — как можно торжественней произнес текст клятвы атаман.

Князцы утвердительно закивали и с удовольствием съели отданный им кусок хлеба, обильно посыпанный солью. После чего довольные тунгусы отдали привезенные шкурки соболей, получили в подарок от государя по горсти бисера да по оловянной чашке и убрались восвояси.

По первой полой воде, следом за ледоходом, в апреле 1632 года Бекетов получил от нового Енисейского воеводы Ждана Васильевича Кондырева подкрепление из 14 казаков и указ идти вниз по Лене:

«По государеву цареву и великого князя Михаила Федоровича всея Руси указу, память на Лену-реку енисейскому стрелецкому сотнику Петру Бекетову. По последнему зимнему пути на прибавку к прежним служилым людям тебе пришлет пятидесятник Терентий Савин четырнадцать служилых казаков с огненным боем и запасами. И как тебе тех служилых людей, пищали, зелье к ним, да годовой запас по росписи пятидесятник Терентий пришлет, и тебе бы государю нашему послужить с прежними и с прибавочными служилыми людьми вместе по наказу. Каков тебе наказ дан. Чтоб государеву ясаку, перед прежним, учинить прибыль и вновь под государеву высокую руку немирные и непослушные земли привести. На Лене-реке острожек поставить близко людей у места, и тебе в том острожке оставить зимовать служилых людей, чтоб служилым людям в том острожке утраты не учинили, а ясачному сбору от острожка была прибыль немалая. А тебе на будущую весну, как реки вскроются, с государевой казной ехать в Енисейский острог».

Апрель 1632 года. Верхняя Лена.

Знакомой дорогой, через ущелье реки Сарма, по последнему снегу, братья Шорины со товарищами добрались до верховий Лены. Ольхонские браты сопроводили их до самой реки. В благодарность за все содеянное они не только снабдили их продовольствием, теплой одеждой, но и доставили на волах добротную лодку. Сладили ее аккурат на четырех человек и добрую поклажу, а видом наподобие ольхонских. Килевая лодка, с высокими бортами, задранным носом, оборудованная небольшим парусом, оказалась весьма удобной для большой воды и надежно двигалась среди водоворотов и льдин весеннего половодья.

Сами путники тоже выглядели необычно. Белые воины не напоминали ни ясачных служилых, ни промысловых людей. Их одежды, шитые из выделанных кож буйвола и нерпы, превосходно защищали от холода и дождя, а сапоги с длинными голяшками, шитые мудреным швом, пропитанные гусиным жиром и древесными смолами, позволяли часами бродить по воде, не замочив ног. То были одежды, скроенные ольхонскими женщинами под неусыпным наблюдением Турай-ад-Дина. Имаму изрядно пришлось поднапрячь память, вспоминая секреты китайских мастеров по выделке и пропитке кож. Справная получилась одежонка, да и братским польза будет. Забыли окаянные, как из кож, пропитанных смолами, доспехи в старину ладили. Те доспехи теплые да легкие, а держали стрелу да саблю не хуже панциря железного.

Еще в верховьях реки Сармы отряд братьев Шориных повстречал князца Бокоя, который теперь со своими людьми кочевал недалеко от Байкала. От него и узнали о появлении сотника Бекетова и с какой расторопностью он взялся дела государевы править. Услышали и о Дарье, что она в полном здравии и находится при сотнике, а зимовали в острожке, что стоит на Усть-Куте.

— Может, зря затеяли поиски? — высказал свои сомнения Тимофей. — Судя по словам Бокоя, Дарья у сотника не пленницей и не наложницей состоит.

Тема была затронута весьма болезненная. Услышав о благополучном избавлении от полона девушки, и у Петра возникли подобные сомнения. Нельзя рисковать жизнью людей без должных на то причин.

— Отряд у Бекетова немалый, с ним безопасно, а через год-два он вернется в Енисейский острог, и Дарья с ним.

— Как бы то ни было, мы не должны оставлять ее здесь, — серьезно произнес Вульф. — Она для всех как сестра, и пришла сюда с нами по собственной воле, с нами и вернуться должна, а ежели что не так, о том должны слышать от нее самой.

Очередь дошла до Турай-ад-Дина.

— Я уверен, что слова братьев не идут от души, а вызваны разумом и беспокойством за нас всех. Поэтому не стану осуждать их. Хочу напомнить всем, зачем мы покинули уютные дворцы и почему мы здесь. Волею Всевышнего и Единого Бога на Енисейской землице встретились братья. Это ли не дар Божий? Тот же Божий указ привел всех нас на остров Ольхон, где лежит достойный отец достойных сыновей! Не то ли упокоило душу вашего отца князя Василия Шорина? Но Провидение не успокоилось, оно продолжает вести нас далее. Душа Дарьи, как слепой глупый котенок, тыкается носом в лабиринте судьбы в поисках выхода. Сгинуть может девка, отойти от Бога и погрязнуть в грехах. Не Божье ли это дело спасти душу заблудшую? А дело государево, что поручено тебе, князь Петр? Кто его исполнит? Взгляни на это! Его я нашел на безымянном ручье, что бежит в Лену.

Всеобщему взору предстал самородок золота величиной в добрую луковицу сараны.

Петр даже вздрогнул, насколько верны слова имама.

— Дела еще не завершены, и только Провидению ведомо, когда и где остановить братьев и оставить в покое.

— Что же это за камень такой? — удивился князь Петр.

— Песочек золотой помнишь, которым по сибирским базарам купчишки бухарские торгуют? Что, с их слов, по рекам тамошним моют? Так в здешних реках, господине, не только песочек можно добыть, но и золотые каменья. Идучи по Лене-реке, по малым рекам смотреть будем да карты рисовать, чтобы то место после сыскать могли.