Розовая мечта - Людмила Григорьевна Бояджиева

мы прекрасная пара? — спросил Аркадий, обняв жену в классической позе молодоженов, предстающих перед объективом. Трудно найти людей, более не подходящих друг другу. Жена блондинка, я брюнет. Она хохотушка, я — мрачный молчун. Ассоль — женщина с фантазией, а я — бесхитростный тугодум.

Аська коснулась его губ пальцем, а затем мы стали свидетелями голливудского поцелуя.

— А ведь смешно, — заявила Аська, оторвавшись от мужа. — Ведь согласитесь, очень смешно, что мы действительно любим друг друга.

— Но самое смешное знаете что? — Сергей удовлетворенно вздохнул широкой грудью и уставился в усыпанное звездами небо. — Сдается мне, что все не так уж просто на этом свете. И на черта есть своя управа. Причем, действующая не без юмора. Какой-то головастый компьютерщик из экономических служб Ассоциации хозяев мира, свихнувшийся на святых целях общественной миссии, проявил инициативу. Как вы думаете, что он сделал с капиталами ассоциации, на которые было наложено строгое вето? Он решил подстраховать своих нерасчетливых шефов, упустивших из виду в своей мании величия, что бессмертие для них пока не куплено.

Мальчишка, будучи уверен, что выражает волю хозяев, составил программу завещания, в соответствии с которой все капиталы распределялись в различные мировые благотворительные фонды. Наверняка рассчитывал получить благодарность от шефов за проделанную работу. Но не успел. Хозяева перебрались в мир иной, а средства, предназначенные для уничтожения половины человечества, теперь будут работать во имя его же спасения!

— Здорово! — захлопала в ладоши Ассоль. — А где шампанское?

Когда стюард принес ведерко с шампанским и мы выпили за причуды судьбы или шутку Создателя, Ассоль, вынув из вазы охапку белых роз, бросила цветы за борт. — Это будет наше прощание с прошлым и память о тех, кто не дожил до этой чудесной, ароматной, теплой ночи…

Глава 46

Еще два дня мы крутились у берегов Ривьеры, делая вылазки в маленьких городах. Мы вели себя как беззаботные, состоятельные и отнюдь не скучающие путешественники. Но никто не вспоминал о нашем ночном разговоре. Очевидно, состояние моей психики не внушало доверия. Да и я сама едва удерживалась на зыбкой грани между светом и тьмой.

Свет знания манил меня и пугал, а тьма неведения сулила покойное забвение. Иногда мне хотелось кричать от бессилия — фрагменты шарады не складывались в целое.

— Мне кажется, я мучаю тебя недоговоренностью, детка, — сказал однажды Сергей. — Уж не знаю, как это с точки зрения медицины, а по-человечески зуб надо выдирать сразу. Я решил взять ответственность на себя, поскольку на этом корабле представляю и капитана, и священника, и твоего Вадика Дроздова. Иди-ка в каюту и спокойно прочти это. Аркадий с женой вернется, думаю, под утро. Ассоль пристрастилась к рулетке.

— Хм… Ей просто нравится демонстрировать в казино новые вечерние туалеты, — сказала я, вертя в руках толстый неподписанный конверт.

Сергей сжал мои плечи.

— Ничего не бойся, Бубка, помни, — я с тобой. — Он подмигнул совсем по-старому, по-хулигански — с цыканьем через сжатые зубы. — Иди, а я подышу воздухом, возможно, порыбачу.

…Почерк Юла я видела второй раз. Из ослабевших пальцев листы выпали на кровать. Я смотрела на них, не находя сил прикоснуться. Может, лучше выкинуть за борт и забыть? Постараться выжить с незарастающей раной? Нет пора покончить с этим — Сергей прав. Я осторожно взяла листок, начинавшийся обращением:

«…Глория, ведь все проходит, правда? Я выжил и даже растолстел. Я научился относиться ко всей этой истории философски-спокойно.

Меня смущает то, что в своей исповеди и вынужден говорить о любви. О любви к чужой жене и женщине, чью жизнь я должен был разрушить.

Тебе уже известно, как появился в жизни доктора Баташовой пациент — меня наняли. Наняли, чтобы через жену шпионить за мужем. С Ларой я был знаком давно — она была прообразом той самой музыкантши Амелии, о которой я рассказывал тебе поганую историю. Только придуманная мной престарелая развратница и в подметки не годилась настоящей Ларе, а вернее — Люсе Худяковой, как она от рождения звалась.

Итак, я должен был познакомиться и подружиться с некой богатенькой дамочкой, войти к ней в доверие и что-то пронюхивать о муже — как сказали Ртищевы — совсем безобидное. Я приступил к заданию с опаской и неким азартом, но уже после первых телефонных бесед увлекся ролью. Рассказанная по телефону история моих неудач была абсолютно правдива и тебе удалось немного укротить мою обиду и злость.

Но вот мы увиделись у Останкинской башни. Не знаю, почему, — я сразу почувствовал себя лжецом и преступником. И уже точно знал, что провалил свой спектакль. Пытку под объективами телекамер рядом с тобой я выдержал с трудом, едва пробормотав нечто невнятное. На следующий день я решил отказаться от контракта с Ртищевыми. Но меня держали крепко — это не трудно подчинить слабого и нищего. Я ненавидел себя, усилием воли подавляя желание рассказать тебе все.

В ту ночь, когда я поджидал тебя после смены, я, наконец, решился на откровенный разговор. Ртищевы требовали от меня скорейшего „развития действий“. Я должен был, по их замыслу, перейти с тобой на дружескую ногу во время нашей поездки по Москве — ведь они устроили так, что даже квартиру взамен родительской трехкомнатной я получил в твоем районе.

Ты помнишь, это была морозная, февральская ночь — „ночка вьюжная, снег ювелирный…“. Сидя рядом с тобой, я думал, с чего начать. Но вместо этого — поцеловал тебя. Потому что именно этого мне хотелось больше всего на свете. Я морочил себе голову, что смогу после рассказать о своей подлости и навсегда расстаться. Но мы поцеловались — и мир перевернулся. Мне было все равно, чем придется расплачиваться потом, лишь бы теперь не растерять свою находку.

Глория, в ту ночь кто-то стрелял в твоего спутника. Этим спутником, как оказалось, должен был стать я. Ртищевы придумали маленькое приключение, чтобы сблизить нас. Представляешь, если бы прострелили руку мне, а ты, испуганная и взволнованная, останавливала бы мне кровь… Лара решила, что это сближает.

Они не могли предвидеть, что Сергей, занятый в ту ночь в одном деле (помнишь, он ещё вернулся домой утром в чужой одежде?), пришлет тебе провожатого. А я и вовсе не знал ничего, слоняясь, как влюбленный гимназист, у твоего дома. И знаешь, что? Если бы не Геннадий, меня бы давно уже не было на свете. Киллеру, получившему задание „легко ранить“ объект, было бы трудно с ним