Кремлевский визит Фюрера - Сергей Кремлев

Войск у Хокона почти не было — норвежцы быстро и массово сдавались в плен. Но генеральный инспектор пехоты полковник Отто Рюге наспех сколотил сборный отряд силой в два батальона и устроил ночную засаду.

В половине второго ночи парашютисты Шпиллера в нее въехали, ни о чем не подозревая и не предполагая какое-то сопротивление, и в первые же минуты Шпиллер был смертельно ранен.

Парашютисты отступили, а Хокон остался на свободе и решил сопротивляться.

С частью армии он ушел в горы к северу… Датский принц, хотя и не Гамлет, а Карл, зять английского короля Эдуарда VII, Хокон был избран королем Норвегии в 1905 году после расторжения шведско-норвежской унии 1814 года и образования самостоятельного норвежского государства.

Уж не знаю, проникся ли тридцатитрехлетний датский аристократ чувствами подлинного патриотизма к новой родине — вообще-то в датском королевском доме больше любили Англию, однако традиционно не терпели Германию. Так вот, насчет Хокона не знаю, но знаю, что некоторые выдающиеся норвежские патриоты традиционно относились к Германии более чем лояльно.

Одним из активных борцов за независимость Норвегии был классик норвежской литературы Бьёрнстерне Бьёрнсон, лауреат Нобелевской премии 1903 года. «Бьёрн» по-норвежски— «медведь», и вот этот медвежьей энергии человек стал автором слов норвежского гимна. О нем говорили: «Назвать его имя — все равно, что поднять национальный флаг»…

Бьёрнсон, скончавшийся в почти восьмидесятилетнем возрасте в 1910 году, был и одним из первых борцов за мир в Европе. А мирную Европу этот химически чистый норвежский патриот видел объединенной под рукой… Германии…

Так что не в одном майоре Квислинге было тут дело… И король Хокон мог бы понять, что потенциал и география его королевства не позволят ему быть нейтральным. Да он это, конечно, и понимал. Но явно рассчитывал на то, что англичане придут раньше немцев.

Хотя для Норвегии было бы разумнее заблаговременно дать реальные гарантии немцам, согласившись на их военное присутствие для охраны морских коммуникаций и портов.

Но, так или иначе, 9 апреля немцы вошли в Норвегию и Данию и фактически с этого момента drole de guerre-Sitzkrieg, то есть «странная» и «сидячая» война закончилась…

14 апреля союзники высадились в 160 километрах севернее Тронхейма, а 17-го — в 250 километрах южнее порта Андалазнес. А вскоре форменное сражение развернулось и в Северной Норвегии — в районе Нарвика…

Бои морских сил Германии и Англии в течение месяца тоже велись весьма активно при ощутимых взаимных потерях. На земле же, кроме Нарвика, люфтваффе и егеря достаточно успешно справлялись с судорожным сопротивлением англичан и норвежцев. Германские самолеты садились на норвежские аэродромы, англичане их без особого успеха бомбили, но в целом боевые действия сворачивались, и к 5 мая англичане начали эвакуацию…

Впрочем, в Нарвике все закончилось лишь к 10 июня, когда норвежские части с Хоконом эвакуировались на Британские острова.

ЗА ПЯТЬ дней до первой высадки англичан в Норвегии во Франции в дополнение к запрету правительством Даладье Французской компартии декретом от 26 сентября 39-го года прибавился декрет уже правительства Поля Рейно о смертной казни за коммунистическую пропаганду.

Франция была накануне краха, но главного врага видела в коммунистах как вне страны, так и внутри ее…

Немцы тоже воспринимались как враги. Причем не только французами, но и русскими… Точнее — бывшими русскими. В январе 40-го генерал Деникин представил Даладье докладную записку по русскому вопросу, которая начиналась так: «И пангерманизм, и коммунизм несут рабство народам. Иго немецкое, большевистское или немецко-большевистское одинаково гибельны. И поэтому, подняв оружие, нельзя останавливаться на полпути, а необходимо покончить навсегда с обоими врагами.

Между тем в отношениях к Германии и СССР до сих пор применяются две мерки и двое весов: к первой — война, ко второму — «нормальные дипломатические отношения», хотя СССР ударил на Польшу в союзе с Германией и на Финляндию — всогласии с Германией…»

Так и не угомонившийся Деникин пугал Даладье призраком коммунизма: «На Европу идет коммунизм, в течение двадцати лет не встречавший извне никакого отпора», и в конце записки открыто призывал к разрыву отношений с Советским Союзом и к военному походу союзников на него…

Зная уже, как вели себя французы в период Финской войны по отношению к нам, можно было подумать, что они действовали по схеме Антона Ивановича. Хотя дело было не в его рекомендациях — антикоммунистов и антисоветчиков в Париже хватало и без него…

24 января в подробном письме в НКИД заместителю Молотова Потемкину еще не изгнанный из Парижа наш полпред Суриц писал: «Тон сейчас задают только правые… У всех партий есть только один конкретный лозунг „Уничтожайте коммунистов“… Перед этим лозунгом на второй план отступили и Гитлер, и самая война…

От хваленых «демократических свобод» осталось очень мало… Маленький протест, выражение неудовольствия влекут за собой суровые кары, тюремные отсидки… Разителен пример Пьера Кота, профессора Баш, этих вчерашних наиболее рьяных «сторонников Москвы». Теперь это люди, говорящие об СССР с пеной у рта…»

Яков Захарович сообщал и о том, что предпринимательский Комитет металлургической промышленности Франции — Комите де форж и банковские концерны открыто призывают к ликвидации советского полпредства, именуя его «пользующимся иммунитетом учреждением, представляющим в Париже главный штаб мирового коммунизма»…

И что интересно! Под россказни о рабстве, которое-де принесут народам немцы и большевики, Франция все более впадала в уже реальное экономическое рабство, навязанное ей Англией… Суриц писал Потемкину об этом так: «Все явственнее проступают процессы все более и более очевидной вассализации Франции в отношении Англии. Это особенно ярко сказывается в области финансово-экономической. Смысл англо-французских экономических соглашений заключается в стремлении англичан с помощью экономических и финансовых рычагов подчинить себе Францию и в политическом отношении».

Получались странные — если забывать о факторе Золотой Элиты — вещи! Германия открыто претендовала на экономическое лидерство в Европе, и «вся» —то есть владетельная Франция пошла из-за этого на войну с ней, рискуя самим своим существованием и пренебрегая перспективами мира.

И при всем при том шла в добровольное рабство к англосаксам и проливала кровь французов во имя упрочения такого положения вещей…

Таковой была «национальная» политика французских «верхов», однако и у «верхов» английских, впрочем, подобная вывернутость политики становилась тоже все более очевидной…

Что же до Франции, то к середине апреля 40-го антикоммунистическая истерия уже перерастала там в антикоммунистическую паранойю. Всю парламентскую группу коммунистов из 44 человек арестовали, и в марте во Дворце юстиции открылся якобы открытый процесс, на который сложно было попасть даже журналисту. Во всяком случае, наш знакомый, корреспондент ТАСС Николай Пальгунов попал туда с трудом.