Сердце Зверя. Том 1. Правда стали, ложь зеркал - Вера Камша

Агарийскому королю направили очень деликатное письмо с предложением прислать представителей для обсуждения сложившегося положения. Антоний согласился, Савиньяк привел в захолустный Этамис изрядно распухшую армию, и тут выяснилось, что переговоры будет вести не экстерриор и не эмиссар Фомы, а командующий Южной армией. Собственной персоной.

Эмиль выругался, показав, что длительное пребывание среди фельпских моряков принесло свои плоды. Гектор Рафиано по-родственному посоветовал не дурить и принялся объяснять, что надлежит делать с иностранными дипломатами. Эмиль слушал вполуха, уповая на память Герарда. Унаследованный от Алвы порученец был бы чистым золотом, не будь он еще и смолой.

— Вот сейчас все достойно, — объявил дядя, оглядев звенящего маршала. — А где Заль? Хорошо бы ему поторопиться.

— Эта мокрица? — взвился Савиньяк. — Только ее тут и не хватает.

— Да, — не моргнув глазом, подтвердил Рафиано, — все остальные уже в сборе. Ты не забыл, что Карои прибудет в разгар переговоров?

— Не забыл, — буркнул Эмиль, — но Залю место не на переговорах, а на каштане. Поганец всю зиму прикидывал, чья возьмет. Понадобился Агарис, чтобы он уверился в любви к Талигу.

— Агарис многих просветил, — кивнул Рафиано, — но Заль — мокрица полезная. Увидев ее, агарийцы станут разумнее. Вспомни про зайца, примкнувшего к кабаньей охоте. Секач хотел драться, но, увидев над сворой гончих заячьи уши, бежал, ибо рвущийся в бой трус предвещает победу. Да простят меня Эпинэ!

— Хорошо, — сдался Эмиль. — Герард, где шляпа с заячьими ушами? Пошли ее Залю. Немедленно!

— Мой маршал? — Рэй Кальперадо мучительно покраснел, и Эмиль ощутил себя пожирателем младенцев.

— Беги за Залем. Пусть явится в… парадной перевязи и при орденах! Нет своих — пускай у урготов разживется. Все в порядке, дядя. Я понимаю, что воевать с Агарией нам сейчас не с руки.

— А ты перестань понимать, — неожиданно посоветовал Рафиано, — по крайней мере сегодня. Бери пример с алатов. Твое дело — розги, наше с Фомой — примочки.

2

Разница между Великой Талигойей и скромным Талигом била в глаза. На дюжину миленьких девушек и десяток харчевен — полтора отъевшихся ополченца, знающих о кэналлийцах даже меньше упомянутых девушек. Те хотя бы предвкушают… И это папенька называет военным положением?! Никогда еще Марсель не был столь невысокого мнения о родимом графстве. Раздражение росло. Виконт третий день злобно мотался по Валмону в поисках рэя Эчеверрии. Без толку. Местные жители про кэналлийцев поговаривали, про Ракана слышали краем уха, а о нечисти и пророчествах не думали вообще. А еще провинция! Где суеверия? Где любопытство? Где сплетни, наконец?!

С досады Марсель пришпорил коня, оставляя за спиной адуанский конвой и замечтавшегося Шеманталя, обогнул доцветающую каштановую рощу и едва не столкнулся с теми, кого искал. Объединенный дозор дораковских ополченцев и кэналлийцев заинтересованно разглядывал очередной трактир. Вылетевший из-за поворота всадник их ничуть не заинтересовал, и Валме почувствовал себя оскорбленным окончательно. По Эпинэ целую зиму распространяли сведения о грехопадении наследника Валмонов и страданиях благородного больного отца, сам Алва навязал «предателю» охрану, и что? Хоть бы одна собака взлаяла!

Марсель подъехал к истекающим слюной бездельникам и широко улыбнулся.

— Господа, — объявил он, — позвольте представиться. Виконт Валме. Разыскиваю рэя Эчеверрию и проклявшего меня отца. Вы не могли бы мне помочь?

Продолжить господа не дали. Нет, предателя не пристрелили, не схватили и даже не отшатнулись в ужасе и омерзении. Толстый ополченец самым неподобающим образом заржал и попытался хлопнуть шутника по плечу. Возмущенный виконт заставил коня отпрянуть. Рука толстяка встретила пустоту, ее обладатель покачнулся в седле, и тут грохнули уже все.

— Ну какой ты, к кошкам, Валме? — вопросил, отсмеявшись, еще один ополченец. — Ты на себя и своих орлов посмотри… капитан!

Валме посмотрел. Орлы на столичных и впрямь не тянули. Особенно обрастающий усами Шеманталь. Что ж, Марсель никогда не спорил с очевидным.

— Итак, я кажусь вам самозванцем, — кротко признал он. — Это прискорбно, но рэй Эчеверрия и граф Валмон тем не менее мне нужны. Срочно.

— Рэй Эчеверрия? — вмешался смуглолицый молодчик. — А для чего тебе он необходимый? Из откуда ты и кто тебя отправлял?

Бывает же! Ошибка на ошибке, а смеяться не тянет, тянет отвечать. А какой-нибудь философ начнет разоряться… Вроде и слова все умные, и говорит правильно, а не смешно только потому, что противно.

— Из откуда ты? — повторил кэналлиец.

— Сейчас из Дорака, — Валме вытащил отлично состряпанную подорожную, — а вообще из столицы. Срочные новости для рэя Эчеверрии.

— Меня насевали Хавьер Диас. Мы проедем до авангарда. Его ведет рэй Сэта. Он поймет, как дальче. Бери два спутника и три вторих коня. Остальные твои люди оставаются здесь. Срочные новости — бистрая дорога! Бистрая дорога — для нее вторие кони.

Марсель согласился. По-кэналлийски; и его даже поняли.

3

Казаться умней, чем есть, Эмиль терпеть не мог, но почему бы для пользы дела не поглупеть? Ли учил превращаться в других, Эмиль попытался стать сразу Вейзелем и Герардом, представил добродетельного бергера, марширующего во исполнение приказа к «пантеркам», едва не расхохотался в лицо агарийским дипломатам и решил остаться самим собой, только не маршалом, а генералом. Это помогло. Внявший совету дяди Рафиано вояка был прям, хоть и не груб. Он знал только одно — приказ — и собирался его выполнить, даже начни рушиться мир. Такой Савиньяк на длиннющую речь агарийца мог ответить лишь парой фраз. И ответил.

— Я руководствуюсь договором, заключенным моим королем с великим герцогом Урготским, иначе я бы уже стоял у Гариканы. Вы не умеете воевать, господа, и вы не умеете держать слово.

— Я вас не понимаю! — всплеснул руками агариец. Он был королевским кузеном, но имя Эмиль забыл. На самом деле, и от этого опять стало смешно.

— Маршал Савиньяк имел в виду, что в соответствии с упомянутым договором он не считает в данный момент Агарию своим противником, хотя признание его величеством Антонием узурпатора вызывает у него глубокое возмущение, — невозмутимо перевел Рафиано. — Тем не менее выполнение взятых на себя обязательств — прежде всего, поэтому маршал Савиньяк воздерживается от немедленного вторжения в Агарию.

— Мы прибыли в Талиг, движимые доброй волей. — Агариец, как мог, изображал негодование, но Эмилю подумалось — боится. Не за себя, за свое такое ухоженное и мирное — ни самозванцев тебе, ни «барсов» — королевство. Вместе с этой мыслью пришла ярость. Настоящая, невеселая и недобрая.

— Ваша воля добреет только при виде чужой силы, — рявкнул маршал. — Я привел сорок пять тысяч, и вы примчались в Этамис. У меня будет шестьдесят тысяч, и вы забудете обо всех обидах…