Призыв к оружию - Алан Дин Фостер

Они шутили, что он слишком слаб, чтобы возражать, и зачитали ему текст наградного свидетельства, которое к его славе войдет в семейные анналы. Это подавляло его, мешало разобраться с собственными тревогами и опасениями.

– Мы должны перестать использовать земных солдат.

Он пытался говорить как командир, чтобы донести свою мысль до этих двоих офицеров.

Его слова явно произвели впечатление. Гости в удивлении переглянулись и тот, кого звали Гузвемак, в недоумении спросил:

– Почему? Они лучшие бойцы, которых мы знаем! Они уже выиграли много сражений! Здесь они спасли кампанию, которую мы проигрывали. Я видел, как они бросались на укрепленные позиции врага, не думая о собственной безопасности, чтобы спасти массудов.

– Дело не в том, что кажется нам безрассудным поведением. Здесь нет альтруизма. – Кальдак повернулся на своей койке. – Я не сразу это понял. Я был знаком с третьим исследователем с Гивистама, который пытался объяснить мне это. Я не видел многого, будучи ослепленным перспективой помощи человечества.

– Чего не видели? – спросил второй офицер, стараясь, чтобы это не выглядело покровительственно. Ясно, что достойный командир все еще переживает последствия опасного ранения.

– Того, что люди потенциально опасны для нас не меньше, чем для Амплитура.

– Вы, очевидно, устали, Кальдак, – сказал Гузвемак, поднимаясь.

– Я в полной памяти, – твердо ответил Кальдак.

После этого офицеру оставалось только сесть.

– Люди бьют нашего врага сколько хватает их сил. Если можно прочитать их мысли, то будет ясно, что они презирают Амплитур, а также за что они стоят. Я не вижу, каким образом они опасны для нас. Он думал о том, оказали ли помощь Кальдаку психотехники? Было известно, что он тяжело перенес утрату подруги год назад.

– Люди опасны, – повторил Кальдак.

– Да. Для Амплитура и Криголита. – Аренон с удовольствием улыбнулся.

– Я сам видел, как раненый человек напал на молитара и победил его. Этому не поверишь, пока не увидишь сам. – Он повернулся к товарищу. – Может быть, позвать врача?

– Говорю я вам: с моей психикой все в порядке! – нос и бакенбарды Кальдака стали дергаться.

– Но вы пережили много ужасного. – Гузвемак поднялся. – Душа, так же, как и тело, может пострадать от травмы. Кальдак выпрямился в кровати.

– Послушайте! Я чувствую себя так же, как и вы. Когда-то я и сам так думал об этом.

– Вы славитесь своей уникальной немассудской способностью анализировать, – сказал Аренон. – Вполне понятно, что у вас недавно было время для размышлений. Такая же проблема часто занимает с’ванов. Два офицера поднялись и пошли к двери, которая приоткрылась перед ними.

– Из уважения к вам мы сообщим ваши соображения.

– Медицинскому персоналу? – саркастически спросил Кальдак. Ясно, что его слова не произвели должного впечатления.

– Соответствующим группам, – тихо ответил Гузвемак.

Когда они ушли, Кальдак понизил положение кровати и стал глядеть на голубоватый потолок. Бесполезно сообщать свои опасения другим. Они не хотят верить.

Он запомнил слова Аренона: может быть, с’ваны больше прислушиваются к нему? Мало участвуя в битвах, они не так поражены достижениями людей. Может быть, скептически, но выслушают. Если бы ему удалось склонить некоторых из них к размышлениям…

В день выписки к нему с визитом пришел гивистамский врач. Он ожидал этого, но только не этого врача.

Это была та самая женщина, с его корабля, некогда пострадавшая от реакции Уилла Дьюлака на искусную ментальную пробу. Хотя не ему было судить о здоровье гивистамов, он понял, что прошедшие годы не прошли для нее даром. Слишком много шрамов было на ее шее и на грациозной голове. Тени под глазами были темными и некрасивыми. На ней была элегантная светло-зеленая форма действительного врача, с нашивками и знаками отличия на плечах. Входя, она проверила воздух в комнате (инстинктивная реакция ее расы).

– Почитаемый командир Кальдак! Вы узнаете меня?

– Да. – Он приподнялся на краю кровати, возвращавшей ему здоровье. – Я не знал, что вы – на Кантарии.

– Я здесь недавно. Но этого достаточно, чтобы узнать о ваших подвигах.

– Кажется, меня прославляют за крупную неудачу. Я не польщен. Может быть, послали того, кто знал меня, чтобы проверить, достаточно ли я пришел в себя для продолжения работы?

– Сарказм больше подходит с’ванам. Я слышала, что вы говорили. Вы вполне здоровы.

– Кто же, если не вы. И третий исследователь, если вы помните.

– Припоминаю. Он говорил, я слушала. Мне нужно было исцелиться. – Она подошла поближе и посмотрела на него. – Я из первых рук знаю, сколько правды в ваших словах.

– Из-за того, что было с вами?

– Из-за этого, и не только. У меня было время подумать и понаблюдать.

Он резко вдохнул.

– Тогда мы вдвоем, может быть, лучше убедим других в том, что это опасно? Я склонен торопиться с этим. Если надо, доведем до Военного Совета. Поддержка немассудки и врача очень важна. Вы мне поможете?

– Я не буду этого делать, – ответила она.

– Но вы же согласны? – Он был озадачен. – Разве не вы предлагали убить Дьюлака и бежать из его системы? Разве вы забили?

– Нет. Но помогать вам не буду. Это не играет роли.

– Не понимаю.

– Конечно, не понимаете. Вы солдат. Но по уже известным вам причинам сейчас поздно что-либо менять. Может быть, когда мы только впервые столкнулись с людьми, можно было подарить им изоляцию, которой они хотели. Но сейчас они слишком интегрировались в наши силы, сделавшись неоценимыми на войне. Ваши товарищи-массуды говорили вам это. Другие народы, как мой собственный, держатся на расстоянии от людей, но уважают их за то, что они сделали для Узора.

– Это может измениться. Почему бы вам не помочь мне?

– Потому что, несмотря на мои или ваши личные сомнения и опасения, неоспоримо, что люди повернули ход боев. Они нарушили статус-кво, складывавшийся столетиями. Их можно назвать новой величиной в уравнении.

– Мы хорошо сражались и без людей. И сможем снова.

– Я уже пыталась сделать то, что вы предлагаете. Спокойно, в манере нашего народа. Мне удалось завязать важные связи, вызвать интерес тех, кто имел влияние в Совете. Я показывала им записи, рассказывала о собственном опыте, хотя для меня это было очень болезненно. Я нажила себе много хлопот. Тогда я узнала кое-что из того, что не всем известно, даже не всем членам Генерального Совета.

– Критическую информацию нельзя утаивать от Генерального Совета, – запротестовал Кальдак. Врач отнеслась к этому с юмором.

– Вы – воин, и вы – массуд. Среди своего народа вы известны как глубокий мыслитель. Но вы – не гивистам, не с’ван. Наивность – черта, желательная среди борцов. Правда в том, что мы проигрывали войну.