Девушка, которая застряла в паутине - Давид Лагеркранц

– Ну, тут он, пожалуй, промахнулся.

– Можно, по крайней мере, надеяться на это. Но я не представляю, как мне двигаться дальше. АНБ – это тайна за семью печатями.

– Даже для такой старой ищейки, как Блумквист?

– Даже для него.

В телефоне было написано: «В следующий раз, сестрица, в следующий раз!» Сообщение послали трижды, но был ли это результат технической ошибки или же глупой нарочитости, определить Лисбет не могла. Это не имело значения.

Сообщение явно было от Камиллы, но не содержало ничего такого, чего бы Лисбет не понимала сама. События на Ингарё только усилили и углубили их прежнюю взаимную ненависть – куда уж яснее? Значит, «следующий раз» наверняка состоится. Нет ни малейшего шанса, что Камилла отступится, раз уж ей удалось настолько приблизиться.

Поэтому сжать кулаки в боксерском клубе Лисбет заставило не содержание сообщения. Причиной были мысли, которые оно породило, и воспоминание о том, что она видела на горном склоне, когда они с Августом, под снегом, сидели на корточках на узком уступе, а по ним велся автоматный огонь. Август был без куртки и босиком и ужасно трясся, и Лисбет с каждой секундой все больше ощущала, насколько безнадежно слабая у них позиция.

При ней был ребенок и жалкий пистолет вместо настоящего оружия, а гадов наверху было несколько, и у них имелись автоматы, поэтому ей требовалось взять их внезапностью. Иначе их с Августом забьют, как ягнят. Она прислушивалась к шагам мужчин и направлению очередей, а под конец – даже к их дыханию и шуршанию одежды.

Но странное дело: увидев в конце концов шанс, Саландер все-таки засомневалась и упустила важные мгновения, пока отламывала на уступе веточку. Только после этого она быстро вскочила на ноги и внезапно оказалась прямо перед мужчинами, и тут уже колебаться было нельзя. Ей требовалось воспользоваться миллисекундой неожиданности, поэтому она сразу выстрелила – раз, два, три раза. По опыту Лисбет знала, что подобные мгновения врезаются в память с особой яркостью, как будто напрягаются не только тело и мускулы, но и наблюдательность.

Каждая деталь высветилась со странной резкостью, и Лисбет увидела перед собой все мельчайшие изменения ландшафта, словно в объективе фотоаппарата с оптическим увеличением. Она отметила изумление и испуг в глазах мужчин, мельчайшие детали их лиц и одежды и, конечно, оружие, которым они размахивали и стреляли наобум – и только что промазали.

Однако самое сильное впечатление на нее произвело не это, а силуэт чуть повыше на горе, который она уловила лишь уголком глаза. Сам по себе он никакой угрозы не представлял, но подействовал на нее сильнее, чем мужчины, которых она подстрелила. Силуэт принадлежал сестре. Хотя они не виделись много лет, Лисбет узнала бы ее хоть на расстоянии километра. Возникло ощущение, будто ее присутствие отравило сам воздух, и потом Лисбет размышляла над тем, не могла ли она застрелить и ее тоже.

Сестра стояла немного далековато. С ее стороны было, разумеется, неосторожностью выходить на склон. Но она, вероятно, не смогла устоять перед искушением посмотреть на казнь сестры, и Лисбет помнила, как ее палец ложился на спусковой крючок, а сама она чувствовала, как в груди закипает старая священная злость. Однако она помедлила полсекунды, а большего и не требовалось. Камилла бросилась за камень, а с террасы появилась худощавая фигура и начала стрелять, и тогда Лисбет спрыгнула обратно на уступ и помчалась – или чуть ли не покатилась кувырком – вместе с Августом к машине.

Теперь, когда Лисбет по пути из боксерского клуба обо всем этом вспоминала, тело у нее напряглось, словно перед новой битвой, и ей пришло в голову, что, возможно, следует не идти домой, а попросту на какое-то время покинуть страну. Однако кое-что другое тянуло ее к компьютеру и письменному столу – то, что она видела перед собой, стоя в дýше, до того, как прочла сообщение Камиллы, и что, невзирая на воспоминания об Ингарё, все больше и больше занимало ее мысли.

Это было уравнение, эллиптическая кривая, которую Август написал на том же листе, где нарисовал убийцу. Уравнение уже при первом взгляде показалось Лисбет блестящим, а теперь, когда она снова сконцентрировалась на нем, оно заставило ее ускорить шаг и более или менее забыть Камиллу. Выглядело уравнение так:

С математической точки зрения, ничего уникального или выдающегося в нем не было. Да это ее и не удивило. Зато ее потрясло то, что Август исходил из числа, которое она тогда на Ингарё выбрала наобум, и потом, подумав, написал эллиптическую кривую, существенно превосходившую ту, что Лисбет сама вывела на ночном столике, когда мальчик не хотел засыпать. Тогда она не добилась ответа – или хотя бы минимального отклика – и легла спать в убеждении, что Август, подобно близнецам-аутистам, о которых она читала, ничего не понимает в математических абстракциях, а скорее является своего рода счетной машиной, приспособленной для факторизации натуральных чисел.

Но, черт возьми… она ошиблась. Позднее, когда Август сидел посреди ночи и рисовал, он явно не только все понял, но и превзошел ее, улучшив ее собственную идею. Поэтому Саландер вошла в квартиру и, даже не сняв сапог и кожаной куртки, запустила в компьютере шифрованный файл АНБ и собственную программу с эллиптическими кривыми.

После этого она позвонила Ханне Бальдер.

Ханна почти не спала, поскольку прекратила принимать таблетки. Однако гостиница и окружение придавали ей бодрости. Потрясающий горный пейзаж напоминал ей о том, в какой изоляции она жила, и ей казалось, что она потихоньку начинает успокаиваться, и даже укоренившийся в ней страх чуть-чуть отпускает. С другой стороны, возможно, она просто принимала желаемое за действительное и к тому же, несомненно, испытывала растерянность от такой восхитительной обстановки.

Когда-то Ханна вплывала в такого типа залы с естественным достоинством: «Посмотрите на меня, вот она я». Теперь же она робела и трепетала, и ей с трудом удавалось заставить себя что-нибудь проглотить, хотя завтрак был роскошным. Август сидел рядом с нею, маниакально писал цепочки цифр и тоже ничего не ел – правда, по крайней мере, пил в безумных количествах свежевыжатый апельсиновый сок.

У Ханны зазвонил новый зашифрованный телефон, и сначала она испугалась. Но решила, что это, конечно, женщина, отправившая их сюда. Ни у кого другого, насколько она знала, этого номера не было, и наверняка женщина хочет только узнать, что они добрались благополучно. Поэтому Ханна начала с подробного описания, как у них все прекрасно и чудесно. Но, к ее изумлению, ее резко прервали:

– Где вы?

– Мы завтракаем.

– Вам придется закончить завтрак и подняться в номер. Нам с Августом надо поработать.

– Поработать?

– Я перешлю несколько уравнений и хочу, чтобы он на них посмотрел. Ясно?